«Было ощущение, что все на ней поставили крест». Мамы рассказали о том, как сложно растить детей с дислексией

Дислексия. Её называют словесной слепотой и болезнью гениев. Люди, имеющие эту особенность, плохо читают и пишут, иногда не распознают цифры. Среди известных дислексиков Леонардо да Винчи, Альберт Эйнштейн, Ганс Христиан Андерсен, Том Круз, Квентин Тарантино, Владимир Маяковский и многие другие. Все они приспособились к жизни с дислексией и в итоге поразили мир своим талантом. 

Дети-дислексики есть и в даугавпилсских школах. Так же, как и их известным «братьям по несчастью», им приходится очень нелегко. Мамы детей с дислексией из Даугавпилса поделились с «Чайкой» своими историями. Председатель медико-педагогической комиссии Раиса Латыша рассказала, в чём особенность таких детей, и что могут сделать школы для того, чтобы создать для них подходящие условия.

Невидимка в классе и скрытый талант (рассказ Алёны, мамы девочки с дислексией)

Наша дочка — это наше солнышко. Анечка — очень спокойная, тихая и ласковая. Это наш второй ребёнок, мы занимались ею, как и её братом, но вскоре заметили, что всё идёт как-то не так. Дети начинают говорить уже года в полтора, а наш ребёнок и к трём годам продолжал больше лопотать на своём детском языке и плохо выговаривал многие звуки. Нам это показалось ненормальным, и мы с мужем повели дочку к логопеду. После упорных занятий многие звуки удалось поставить. Но главная наша беда нас ждала впереди. И готовы мы к ней не были.

Ближе к школе мы с Аней стали учиться читать. Объясняю ей буквы, а она не понимает, показываю, как сложить слог, а она снова не понимает, читать не получалось никак. Так прошёл месяц, полгода, год… Каждый день мы занимались, а результата всё не было. Но при этом я видела, что она у меня очень умный ребёнок. Она отлично решала все логические и математические задания. Я никак не могла понять, в чём дело. Почему она такая способная, но никак не может научиться читать? Почему и писать ей так трудно? Мы продолжили занятия с логопедом. Занимались и сами дома. Каждый день я брала её руку в свою, и мы выводили с ней буковку за буковкой.

Первый класс был ужасным. Она уже умела умножать и делить, но читала с большим трудом и очень медленно, писать не получалось. В классе она не успевала за остальными детьми, темп был слишком быстрым для неё, она не могла сосредоточиться, прочитать задание самой в учебнике было очень сложно, поэтому она тихонько сидела и смотрела в окно. Дома, когда мы садились за уроки, я видела, что она не знает почти ничего из того, что прошли в классе. И я садилась с ней рядом и с нуля объясняла ей темы по всем урокам: рисовала, рассказывала, показывала. Задания она выполняла на слух, то есть я ей читала, что нужно сделать, и она тут же это делала. Всю школьную литературу в первом классе мы с мужем ей читали сами. Времени уходило на всё это очень много.

В классе нашего ребёнка, к счастью, не обижали. Отношения с одноклассниками были ровные. Но и в свои какие-то компании её не брали. Она всегда держалась как-то особняком. Сидела тихонько за своей задней партой и никому не была интересна. Дошло до того, что однажды учительница, встретив меня, сказала, что у Ани очень много пропусков в школе, а дочка, на самом деле, присутствовала на всех уроках. Просто никто и не заметил, что она там была. Это было обидно. Но ещё более неприятным было отношение некоторых педагогов в начальной школе.

Меня часто вызывали в школу, особенно учителя по тем предметам, которые у нас плохо шли (языки, литература). Каждый раз мне говорили, что у меня слабый (в плане учёбы) ребёнок и просили забрать дочь из их школы. А я ходила и всем пыталась доказать, что это неправда, что она у меня умница, что она может выполнить все задания, ей только читать-писать очень трудно… 

Это был сложный период. Было ощущение, что все на ней поставили крест. Когда становилось уже совсем невмоготу, бывало, пойду на улицу, похожу, поплачу, чтоб никто не видел, а потом возвращаюсь домой и снова садимся с дочкой заниматься. Я никогда не плакала при ней. Не хотела, чтобы она видела, как мне тяжело, и сама упала духом. Она была очень неуверенной в себе.

Занимаясь, мы поняли, насколько важен режим для ребёнка. Но уложиться в него было нереально, потому что, приходя из школы, нужно было объяснять каждый предмет дома, потом выполнять задания, а ещё надо успеть и погулять, и другие дела сделать. Но мы нашли выход — объединили прогулки с учёбой. Шли по улице и описывали то, что видим. Вот дерево. Оно какое? И запоминали прилагательные. Слова на латышском и английском учили в разные дни, чтобы не было каши в голове. Идём, например, кататься на коньках. Я ей говорю слово на английском, она проезжает круг и мне это слово повторяет. Так и учили.

Плохо у нас было и с координацией движений. Она не могла прыгать на одной ножке и делать другие вещи, как другие дети. Мы ходили на массажи и коррегирующую гимнастику. Потом стали заниматься спортом. 

Во втором классе у неё появился интерес к музыке. Наш старший сын пел и играл, и она тоже захотела, сама встала к инструменту. Мы нашли в частном порядке педагога, уговорили позаниматься с Аней. Занимались месяц, потом были каникулы, а осенью мы пошли в музыкальную студию. Сейчас уже могу сказать, что музыка нам тогда действительно очень помогла. Именно игра на фортепиано. Аня стала лучше воспринимать тексты, стала немного быстрее читать.

Меня продолжали спрашивать, что с моим ребёнком, а ответа у меня не было. Я не знала, в чём дело. Логопеды, у которых мы были, ничего нам не могли сказать. Мы подбирали дочке способы обучения методом собственных проб и ошибок. Попробовали одно, увидели, что ей помогает и становится лучше, значит продолжаем. Попробовали другой метод — нет результата, значит ищем и думаем дальше.

В седьмом классе учительница литературы сама стала самостоятельно с ней заниматься, давала домой отдельно задания. Мы очень благодарны этому педагогу за то, что она тогда не отвернулась, а очень помогала нашему ребёнку.

Как-то раз встретила знакомую, которая неожиданно открыла нам глаза на происходящее с нашей девочкой. Мы разговорились, я ей рассказала, что у дочки проблемы с чтением и письмом, она стала расспрашивать подробнее, а потом сказала: «Так у неё дислексия!». 

Я это слово услышала впервые. Прибежала после работы домой, давай искать в интернете. Нашла и была в шоке. Описание проблем дислексиков в точности повторяло то, что происходит с нашей Анечкой. Мы, наконец, поняли, с чем имели дело всё это время. Но Аня училась уже в седьмом классе и большая работа уже была нами проделана самостоятельно: дочка уже более менее сносно читала и писала.

В старших классах нашлись ещё несколько учителей, которые вошли в наше положение. Тогда я уже могла сказать, что именно за проблема у моего ребёнка.

В 7 классе открылись её способности к математике. После долгой болезни Аня вернулась в школу на занятия, и ей нужно было написать пропущенные контрольные. Она была одна в классе с учительницей. Та дала ей задания, и Аня все их выполнила на 100%. Учительница очень удивилась и дала ей другие задания. Она и их решила. 

Всё дело в том, что в классе не было шума, как обычно во время урока. Ей нужна была тишина, чтобы сконцентрироваться. А ещё для неё очень важно правильно прочитать и понять задание. 

Учительница отправила её на латвийскую открытую олимпиаду по математике. Туда мог прийти любой ребёнок. И Аня сразу заняла призовое место. Конечно, проблемы с чтением мешали. Но она нашла выход. Она стала на олимпиадах подзывать наблюдателей, говорить им, что она плохо видит, и просила прочитать ей вслух задание. После этого быстро его решала.

Школу Аня окончила с очень хорошими оценками. Поступила в один из лучших математических вузов Англии на специальность «Программирование». Мой ребёнок вырос, но дислексия никуда не делась. Она будет у неё всегда. Просто она научилась с ней жить, хотя это и очень сложно.

Я потом много читала о детях с дислексией. Пишут, что этим детям Бог, забирая одно, даёт другое. Они обязательно обладают каким-то талантом. Они или хороши в математике, как мой ребёнок, или в музыке, в спорте, в рисовании. Нужно только найти эти способности у своего ребёнка, и их развивать. Это поможет ему найти своё место в жизни и добиться успеха.

Маленький художник (рассказ Светланы, мамы мальчика с дислексией)

Саша — долгожданный и любимый единственный ребёнок. Мы с самого раннего детства с ним занимались и сами дома, и водили его на занятия по раннему развитию. Очень радовались, что он уже в два года мог достаточно ровно вырезать ножницами фигурки, хорошо рисовал. 

С мелкой моторикой проблем у него не было. У нашего малыша были на редкость ловкие ручки. Разговаривал он тоже много, но это был его собственный язык, непонятный нам с мужем. Саше было уже три года, а нормальной речи так и не было. В садике по этому поводу нам ничего не говорили, а я переживала и стала бить тревогу сама.

Мы обращались к разным специалистам, к логопедам, были у невропатолога. Мнений и комментариев пришлось выслушать много и самых разных, в том числе: «Мамочка, где вы раньше были?», «Вы не занимались ребёнком», «Он у вас способен учиться только в школе для отсталых детей» и т.д. К счастью, мне хватило сил и благоразумия не поддаться панике или истерике.

Я стала искать логопедов ещё советской «школы», потому что молодые не могли нам никак помочь. Нашла лучших в нашем городе. Поначалу они тоже были в шоке — совсем всё плохо выглядело. Но уже на второй, третьей встрече они поняли, что мой Саша очень усидчивый, и с ним легко заниматься. Потихоньку дело пошло вперёд.

Я обратилась в медико-педагогическую комиссию при Управлении образования нашего города. Они нас направили в логопедический садик. Сыну на тот момент было уже пять лет. Там оказались очень хорошие специалисты и преподаватели. Я была очень довольна этим детским садом. Но мы постоянно дополнительно занимались и сами, ходили на частные занятия с логопедом. Через год результат был очень заметен. Да, мы ещё не выговаривали какие-то звуки, но речь стала намного лучше.

Мы рискнули отдать Сашу в школу. Ему как-раз исполнилось семь лет. Первый класс нам дался нелегко. Программу мы освоили, но параллельно продолжали всё это время заниматься в частном порядке с логопедом. У нас проблема была не в выговаривании звуков, а в том, чтобы понять структуру слов, суметь разложить их на слоги и буквы, чтобы их правильно читать и писать.

Диктанты в школе давались очень тяжело. Чтобы мой ребёнок смог после того, как ему по буквам назовут слово: К-О-М, записать действительно «ком», а не что-то другое, пришлось проделать колоссальную работу. Занимались упорно каждый день. Вперёд двигались по чуть-чуть, шаг за шагом. И каждый этот шажок для нас был маленькой победой. Я считаю, что за первый класс мы успели многое. Он, хоть и медленно, но читает. И пусть эта статистика у нас была не 30 слов в минуту, а всего 6, это для нас всё равно был шаг вперёд.

О дислексии нам сказали логопеды, с которыми мы занимались. Тогда многие вещи стали понятны. Мы поняли, что сосредоточиться на уроке ему мешал шум в классе. За день он от этого шума очень уставал. Из-за этого было тяжело выдерживать школьную нагрузку. 

Однажды на занятиях по рисованию, на которые мы его водим вне школы, он остался один в группе (занятие перенесли), никто не мешал, и он нарисовал потрясающие картины. Обычно, когда в группе были другие дети, у него не очень хорошо получалось. Те картины, которые он тогда нарисовал, мы повесили дома на стену.

После первого класса он сам стал радоваться, что что-то получается. Но тут на нас в школе свалилась новая беда — тонна всего на плохо понятном ему латышском языке. Объём информации, который надо освоить и выучить — большой, темп обучения слишком быстрый. Первые контрольные во втором классе он написал на 2, на 4 балла… какие-то предметы на 43% или на 47% сдал. Я поняла, что он не справляется.

Учителя в школе, к которым я подходила, сказали, что ему трудно, что на занятиях он сидит с отрешённым видом. А я понимаю, что с ним происходит. Он выпадает из процесса: не понимает, что происходит, не успевает за остальными и просто отстраняется. А в классе, где 20 с лишним учеников, никто не будет к нему отдельно подходить, объяснять и проверять, что он записал и как. Я знаю, что он не глупый ребёнок. Просто ему нужно больше времени на всё.

Его особенность стала влиять на отношения с одноклассниками. Дети стали воспринимать его, как отстающего. А он у меня очень впечатлительный, очень за всё переживает. Я поняла, что надо срочно что-то делать, чтобы хоть как-то облегчить жизнь своему ребёнку.

Мы снова пошли в Даугавпилсскую медико-педагогическую комиссию. Идти туда было страшно. Я знала, что детям присваивают какие-то коды и неизвестно, как это потом отразится на дальнейшей жизни ребёнка. Я боялась, что могу больше навредить, чем помочь. Но комиссия отнеслась к нему очень лояльно, они были настроены позитивно. Посмотрели Сашу, поговорили с ним, проверили, что и как у него получается. В результате нам присвоили так называемый 56-ой код, но объяснили, что это никак не повлияет на его будущее. Поставленный сейчас код можно в любое время снять, и перейти на обычную форму обучения.

Это была первая толковая помощь от городских учреждений, которую мы получили. Нам посоветовали перейти в другую школу, туда, где есть класс, в котором учатся дети с похожими проблемами. Дали нам и рекомендации для школы: это индивидуальный план обучения, упор на то, чтобы он делал меньше заданий, но выполнял их правильно и с пониманием сути, а также порекомендовали увеличить время на выполнение заданий на контрольных. Возможно, это поможет ему осваивать ту же программу, что и другие дети, просто в упрощённом режиме. Аттестат после окончания школы он получит такой же, как и другие дети, и в 10 класс сможет идти, и поступать учиться дальше. 

До этого опыт обращения в разные инстанции в Даугавпилсе был неприятным. От логопеда из другой школы, которого мне посоветовали, я выслушала, что мой ребёнок, мягко говоря, глуп, и что нам прямая дорога в спецшколу. Другие просто не понимали, в чём дело и не могли помочь. 

Когда сыну были неполные 5 лет, местный невропатолог после простой беседы с ним, выписала ему лекарство, чтобы спровоцировать более активную мозговую деятельность. Я поняла, что лекарство рецептурное, а значит — серьёзное. Я спросила у доктора, что это за препарат. Но ответа так и не получила. Подняв очки, доктор сказала, что надо выпить всю бутылку, а потом прийти к ней, она выпишет вторую… Мы побоялись давать ребёнку серьёзный препарат, стали спрашивать среди знакомых, у кого есть похожие проблемы. В итоге, по совету знакомых, поехали в Ригу в центр исследований психонейрофизиологии и биорегуляции к Нелли Толмач.

В Риге Саше сделали энцефалограмму. И там нам объяснили, что ребёнок находится на грани срыва из-за того, что не может высказать то, что хочет, из-за того, что у него не получается говорить понятно. У него нарушены связи между всеми процессами, и если бы мы дали ему то лекарство, что нам выписали в Даугавпилсе (оно раздражает нервную систему ещё больше), то это могло бы закончится припадками эпилепсии. Мы были в шоке от услышанного.

Обследование в Риге — удовольствие не из дешёвых. Они обошлись нам в сумму около 100 евро, и еще почти 50 евро мы заплатили за гомеопатические препараты, которые нам посоветовали пить. Но я была готова отдать любые деньги, только чтобы разобраться, что с моим ребёнком, и понять, как ему помочь.

У нас впереди ещё долгая дорога, чтобы научиться жить и учиться с дислексией. И мы, конечно, сделаем всё, чтобы наш ребёнок выучился и нашёл себя в каком-то деле, чтобы смог развить свой талант. Я верю, что он у Саши есть.

Нарушения чтения и письма. Что это значит?

Дислексия (так же как и в целом нарушения чтения и письма) ни в коем случае не является признаком умственной отсталости ребёнка. Дислексики зачастую очень умные и одарённые люди. Трудности у них возникают с чтением и письмом. Но это просто особенность в процессе обучения, пусть и приспособиться к ней трудно. 

Классифицируют дислексию тоже по-разному, а о причинах её возникновения исследователи до сих пор спорят. Разобраться в том, действительно ли ваш ребёнок — дислексик, смогут только специалисты. Они же и посоветуют вам, что делать дальше.

Председатель медико-педагогической комиссии при Управлении образования Даугавпилса Раиса Латыша рассказала, что сейчас очень мало детей с ярко выраженным одним нарушением (чтения и письма), чаще всего оно идёт в комплексе с другими проблемами. «Если в начале 2000 я знала ребят, которые по языкам и литературе получали только свою натянутую четвёрочку, зато занимали высокие места на международных олимпиадах по математике и другим точным наукам, то в последнее время я о таких не слышала. В основном это дети с общими трудностями в обучении», — говорит Р. Латыша.

В год на комиссию детей школьного возраста с явно выраженными логопедическими проблемами приходит около 5 человек. У большей части детей есть и другие трудности, не только нарушение чтения и письма.

«В моей практике, когда я работала логопедом, была девочка, с которой мы очень долго и тяжело учили буквы. Искали элементы у каждой буковки, запоминали, учили, на следующий раз оказывалось, что всё забылось, и надо начинать заново, — делится Раиса Латыша. — Но среди детей с такими нарушениями нет тех, кто совсем не умел бы читать. Тут очень важны систематические тренировки. Та девочка тоже потом и училась достаточно хорошо и окончила школу».

В школах, пытаясь таких детей подогнать под общий уровень в классе, зачастую очень перегружают. Эти дети постоянно занимаются с педагогами, репетиторами и логопедами, у них нет отдыха ни на выходных, ни на каникулах. По мнению Р. Латыши, в такой ситуации теряются и сильные стороны ребёнка, например, петь, танцевать, рисовать, заниматься любимым видом спорта, — их просто не развивают. Выход из этого непростого положения есть. Но для этого нужно, чтобы педагоги в школе были готовы работать с таким ребёнком.

Как понять, что ребёнка стоит показать специалистам?

В Даугавпилсе разобраться в том, есть ли у вашего ребёнка нарушение чтения (или чтения и письма) помогут в медико-педагогической комиссии при Управлении образования (ул. Саулес, 7. Тел.: 65420332). Но признаки дислексии у ребёнка родители могут заметить дома и сами. Эти дети делают специфические ошибки. По ним родители могут понять, что с ребёнком что-то не так и вовремя обратиться за помощью.

Дети с нарушением чтения могут читать текст задом наперёд, или в перевёрнутом виде, или глядя на него под определённым углом. Когда они смотрят на буквы, им может казаться, что те как-будто танцуют (вибрируют), и из-за этого их сложно распознать и прочитать.

Письмо таким детям тоже чаще всего даётся с трудом. Они могут писать зеркально, когда, например, буква «С» повернута в другую сторону.

Путают такие дети и одинаковые по написанию элементы букв. К примеру, прописные маленькие «б» и «д». У одной хвостик идёт наверх, а у другой вниз. Путают их и при чтении, и при письме. Не отличают буквы «о» и «а», так как не видят хвостик у буквы «а». В простом слове «рука» дислексик может поменять местами слоги и написать его как «кару», или пропустить гласные и написать «рк» (этот вариант встречается чаще), или не услышать согласные и написать «уа».

Читают дислексики очень медленно, они избегают чтения. В школе они не успевают прочитать задание или нужный текст. Стараются как-то приспособиться к этому. Часто читают первый слог слова, а дальше просто додумывают конец.

У детей дошкольного возраста часто нарушена грамматика: согласование слов по числам, родам и падежам. Тогда родителям советуют играть в игру «1, 2, 5», то есть, проговаривать с ребёнком слова, согласуя их с количеством. Например, один стол, два стола, пять столов. Детям сложно образовать множественное число, например, стол-столы, уменьшительно-ласкательные формы, например, дом — домик. У таких детей часто нарушено произношение сложных по структуре слов, например, парикмахер, автомобиль. К 4 годам эти навыки должны сформироваться. Если это не происходит естественным образом, стоит подключать специалистов.

Как рассказала Раиса Латыша, комиссия старается смотреть детей с такими ошибками начиная с 4 лет, потому что трёхлетние дети сейчас часто вообще не говорят, и они могут потом сразу заговорить правильно. Поэтому стоит дождаться, когда ребёнок уже начнёт говорить и тогда слушать, есть ли эти специфические ошибки, или нет. В письме то же самое. Начнёт писать, тогда и смотреть, какие ошибки он делает.

Чем могут помочь специалисты?

Если у вашего ребёнка проблемы с чтением и/или письмом, то сначала нужно попытаться решить проблему в школе. Обратиться к школьному логопеду, учителям. Если сотрудничества не получается, то стоит пойти на медико-педагогическую комиссию при Управлении образования. Помочь разобраться, в чём причина проблем вашего ребёнка, могут только специалисты (логопеды, психолог). Ставить ребёнку диагнозы самостоятельно не стоит. Кроме того, стоит помнить, что заключение комиссии носит рекомендательный характер. 

На комиссии логопед таким деткам даёт писать диктант. Дальше смотрит, есть ли специфические ошибки, то есть, переставляет ли он местами буквы или слоги, пропускает ли буквы, насколько графически правильно их пишет. Помимо этого, комиссия проверяет, насколько правильно и хорошо ребёнок читает, понимает ли он прочитанное и т.д.

Если медико-педагогическая комиссия увидит, что у ребёнка действительно есть проблемы, то комиссия выдаёт рекомендации для школы по работе с этим учеником. С этим документом родители должны прийти к администрации школы и на месте обсудить, как на уроках можно будет помочь ребёнку.

Для детей школьного возраста, которые плохо и медленно читают, есть специальные виды поддержки, которые комиссия рекомендует применять. Педагогам в школе советуют разрешать ученикам с дислексией демонстрировать свои знания независимо от их навыков чтения: разрешается прочитать им инструкцию задания, на контрольных и экзаменах дать им дополнительное время на решение задач, предоставить им учебные материалы на CD-дисках и в MP3, а также позволить им использовать дополнительные средства, при помощи которых им легче воспринимать текст: выбирать размер, шрифт и цвет букв, при котором ребёнку легче читать текст, выбрать фон, на котором текст лучше виден.

Иногда используются очки-фильтры или, например, если буквы «танцуют», то при чтении применяют трафарет-линейку со специальным окошечком, в котором видна только одна строчка. Это тоже помогает прочитать текст. Не рекомендуется требовать у них читать громко вслух перед всем классом.

Если у ребёнка дисграфия (ему плохо даётся письмо), то педагогам советуют разрешать таким детям отвечать устно на проверочных работах, дать им больше времени на выполнение заданий, подготовить для них раздаточный материал, разрешить им использовать удобные для них письменные принадлежности, выбирать ширину линий в тетрадках, либо писать при помощи компьютера и клавиатуры, использовать программное обеспечение, которое поможет исправлять ошибки в напечатанном тексте.

Даугавпилсская и государственная медико-педагогические комиссии рекомендуют создавать нужную среду в школах для таких детей, чтобы они могли спокойно учиться. Правилами Кабинета министров разрешены послабления на экзаменах для таких детей, то есть они могут сдавать экзамен в отдельном помещении (потому что сам процесс экзамена несколько отличается), думать над заданиями дольше, использовать все виды поддержки, которые предлагались в учебном процессе. Однако, подчеркивает Раиса Латыша, вводить эту систему нужно не в конце года на экзаменах, а постоянно. 

Соблюдая рекомендации комиссии, дети с нарушением чтения и письма могут продолжать учиться в своих школах. «Наши школы медленно, но идут навстречу. Во всех школах есть логопеды и так называемые команды поддержки, в которые входят и логопед, и психолог, и педагоги, — рассказывает руководитель даугавпилсской медико-педагогической комиссии. — При сотрудничестве с родителями можно приспособить условия для обучения ребёнка с какими-то особыми потребностями”. 

Кроме выполнения рекомендаций, школа имеет право назначить и какую-то свою поддержку для ученика, если видит такую необходимость. Это должна быть командная работа и школы, и родителей. Только тогда можно надеяться на результат.

Среди 9 специальных программ, которые предлагаются детям в даугавпилсских школах, 7 – общеобразовательные, только с индивидуальной поддержкой. Это значит, что ребёнок полностью освоил учебную программу основной школы, получает точно такой же аттестат, как и другие его сверстники, и может идти учиться дальше в среднюю школу.

Программы нужны, чтобы школа на каждого ученика с особыми потребностями могла получить дополнительное финансирование на оплату занятий с логопедом или консультации у учителей. Для ребёнка тогда вся эта помощь будет бесплатной.

С 2020 года все дети с логопедическим проблемами будут интегрированы в простые школы. В данный момент в Даугавпилсе специальные программы для детей с нарушением речи лицензировали 6-ая средняя школа Я. Райниса и 11-ая основная школа.

Нас можно найти также: