Сергей Шнуров, он же Шнур, популярный в России певец и исполнитель, в апреле выпустил новую песню и клип с названием «Геополитическая».
На видео автор сидит в тельняшке рядом с вокалисткой Зоей, под глазом у которой красуется синяк.
«У нас в подъезде в пятиэтажке случился геополитический скандал. Жена сказала «пойду к Наташке», а я её … у соседа увидал», — поётся в песенке. Во втором куплете герой поясняет: «не мордобой это, а спец-спецоперация, чтобы в семействе нашем было хорошо». А в припеве факт синяка объясняется так: «Вообще-то мы-то давно женаты, и я всегда ей помогал! Моя жена-то хотела в НАТО, от этого у ей фингал».
«Я уже не говорю о том, как нормализуется здесь домашнее насилие, но мачистские представления о том, что мужчина имеет полное право дать женщине в глаз, предстают как аналог российской агрессии против Украины», — говорит Липовецкий.
Культура мачизма, по словам Липовецкого, — одна из многих важных составляющих «рашизма». Это не только культивация образа сексуального мужчины, но это и патриархальность, и гомофобия, и радикальный антифеминизм.
Главным мачо последние десятилетия является сам Путин — его фото с голым торсом на рыбалке, верхом на коне. Шнур — такой же мачо, создатель нового жанра музыкальных видео — «На лабутенах», «В Питере пить», «Экстаз», «Кандидат» и так далее.
«Однако почти все эти видео — о лузерах. Мачизм или иллюзия мачизма понимаются в них как компенсация за отсутствие социального роста, за невозможность заработка и социального роста. У тебя в жизни всё плохо, но ты — мужик!».
Сейчас, во время войны, Шнур вступил в новую фазу, рассказывает Липовецкий: «С той же самой «шуткой юмора» он выдаёт песни, которые поддерживают войну и политические репрессии».
С началом войны в Украине, принесшей массовые смерти, насилие и зверства, исследователи пытаются понять, что стоит за феноменом русского фашизма. Сам фашизм хорошо изучен, определены его признаки (14 признаков фашизма Умберто Эко). В России пока всё сложнее.
«В современной России мы не видим такой чётко оформленной идеологии, пока нет тотальной милитаризации общества», — объясняет Липовецкий, изучающий только культурные, а не политические, корни и элементы явления «рашизм», в том числе — как современный российский кинематограф и литература «работают» с нашими головами.
Липовецкий — профессор Колумбийского университета в Нью-Йорке и безусловный авторитет в культурологических исследованиях России. 15 июня в Даугавпилсе он рассказывал о своих исследованиях на публичной лекции «Культурные источники рашизма» в Даугавпилсском университете. Лекцию прослушали около 100 человек.
Часть пришедших, а также комментаторов в соцсетях, была не согласна даже с самим термином, вокруг которого лекция была построена: «Рашизм — такого понятия не существует», «Как можно сравнивать с нацизмом то, что происходит сейчас»?
Запросто, говорит Липовецкий.
Для начала, рашизму, как и фашизму, свойственен этатизм — «священное значение, придаваемое государству и, как ни странно, институтам насилия».
Это хорошо видно по тематике сериалов и передач российского телевидения. И не только в последние годы, отмечает исследователь.
«Как-то так получается, что центральным героем обязательно будет сотрудник органов, причём он будет выступать в самых разных функциях — будет страдать, будет жертвой режима, но он будет и героем, вызывающим восхищение». И таких героев каждый из нас может вспомнить множество — от Штирлица в фильме «Семнадцать мгновений весны» до бесконечных героев Андрея Смолякова и других.
«В принципе, здесь нужно говорить слово «идеология», но эта идеология очень специфическая», — говорит Липовецкий.
Идеология эта запутанная, ей свойственны когнитивные диссонансы — способность удерживать и озвучивать противоречащие друг другу фразы и смыслы в одном мозгу и даже в одном разговоре и в одно и то же время.
Отличным примером этого Липовецкий называет отрывок из исследования Шуры Буртина на «Медузе», в котором автор, поговорив с людьми, поддерживающими войну, показывает это:
«Правильно, что Путин начал войну, давно пора было навести порядок». И тут же: «Америка потирает ручки, стравив славян между собой». Или: «Если бы не мы, они бы первыми напали» и «Они же воевать не умеют, за людей прячутся» и так далее.
Профессор говорит, что эта противоречивость не случайна, а системна, и наблюдается как в повседневном разговоре, так и в политической риторике, звучащей с телеэкранов. «Вы же знаете, что нападение на Украину Путин предварил статьей о том, что украинцы и русские — единый народ? Но если единый народ, то зачем же нужно уничтожать города и убивать людей, принадлежащих к этому «единству»? Где логика?».
В основе этой идеологии (помимо политического) лежит и культурный механизм, убеждён Марк Липовецкий.
«Такой эффект устранения от реальности, перенос в параллельную реальность — это эффект искусства. Мы для этого читаем книжки, смотрим фильмы, ходим в театр. Это, конечно, соотносится с реальностью, но это — параллельная реальность».
Ещё одна составляющая рашизма — следы советского национализма, корни которого уходят в поздние сталинские годы, ностальгию об СССР и имперскому величию, обиду на коллективный Запад, который обманул, бросил, не принял и так далее, консерватизм во всех его проявлениях, идеализацию советской эпохи и центр этой идеализации — квазирелигиозный культ Великой отечественной войны.
«Происходит фетишизация не только советского, но и российского прошлого, которое используется как доказательство вечного величия России и её вечной войны с вечным Западом», — говорит Липовецкий.
Ностальгические элементы рашизма исследователь называет «мегапроектом», имеющим разные проявления в разных поколениях.
«Люди старшего возраста испытывают ностальгию по своей юности, люди, лишившиеся привычного образа жизни испытывают ностальгию по стабильности — это неизбежно и совершенно нормально. Но в России ностальгия была эстетизирована, а потом коммерциализирована».
Помните, как в магазинах появились продукты с наклейками «настоящее советское качество», со знаком качества? А в 2006 году в центре Москвы строится роскошный Триумф-Палас стилизованный под восьмую сталинскую высотку. «Более того, у организаторов этого проекта хватило «вкуса» продавать квартиры через буклеты, которые были оформлены под документы из Гулага… Шик состоял в том, что это было похоже на элитное советское жильё», — рассказывает Липовецкий.
Когда человек сталкивается с этим буквально на каждом шагу, создаётся ценностная ориентация: «Хорошее — там, в прошлом. Именно поэтому через некоторое время в Москве и других городах появились троллейбусы и автобусы с портретами Сталина, оформленные за деньги трудящихся. Они сбрасывались, чтобы прославить вождя, и это тоже — часть единого проекта».
Безусловной частью этого проекта называет Липовецкий и масштабное празднование дня Победы в России. Политический пафос мероприятий, их размах и масштаб сегодня несопоставим, по словам профессора, с тем, как происходило это в советские годы. «И всё это сопровождается бесконечными телепередачами о найденных останках, о памятниках и о тех, кто недостаточно почтительно относится к этому празднику. Кстати, страны Балтии тут всегда были лидерами проката — нагнеталась такая атмосфера ненависти и ярости, которая разряжалась огромными торжествами».
Ещё одна важная линия — левый ресентимент (горькая затаённая обида, связанная с ностальгией и утратой), тоска по советской империи, по советскому равенству, которая тоже была неотделима от национализма и от имперской спеси. Тут важную роль сыграл Эдуард Лимонов, не только яркий писатель, но и лидер НБП.
Учеником и прямым наследником Лимонова является нынешний энтузиаст войны и империи Захар Прилепин. «Причём, он тоже начинал в либеральных кругах, был корреспондентом «Новой газеты», в 2005 году он вместе с Навальным организовал партию «Народ». Сегодня — это главный голос, главный адвокат российской агрессии».
Все эти и другие элементы начали складываться в систему уже к 2008 году, когда впервые появилось понятие «рашизм».
Оно употреблялось в связи с событиями в Грузии в августе 2008 года, в связи с аннексией Крыма в 2014 году.
Ещё до аннексии Крыма, в 2013 году в своей статье «Политическая моторика Захара Прилепина», Липовецкий показал все 14 признаков фашизма на произведениях Прилепина.
Но только после начала войны в Украине Тимоти Снайдер — американский историк, автор книг о фашизме и тоталитаризме, вывел понятие «рашизм» в общее пользование в своей статье в Нью Йорк Таймс «Мы должны это сказать. Россия — это фашизм».
«Фашисты, именующие фашистами других, — это фашизм, доведенный до нелогического предела в своем преклонении перед иррациональным. Это финальная точка, в которой язык ненависти выворачивает реальность наизнанку, а пропаганда превращается в чистой воды заклинание. Это максимальное торжество воли над мыслью. Называть фашистами других, будучи фашистом, — в этом состоит основа путинского метода. Американский философ Джейсон Стэнли называет его «подрывной пропагандой». Я предложил термин «шизофашизм». У украинцев есть более элегантное определение — они называют его «рашизмом»«.
Откуда корни рашизма в культурном поле России? «Эпиграфом к рашизму» Липовецкий считает фильм «Брат — 2».
Фильм вышел в 2000 году, ему больше 20 лет, но при этом каждая политическая партия России, идя на выборы, использовала цитаты из этого фильма, рассказывает Липовецкий.
«Каким-то образом Балабанов угадал – а я считаю, запрограммировал – формирование рашизма, потому что в нём можно увидеть все культурные источники рашизма».
Весь фильм строится на конфликте России и Америки — Данила Бодров приезжает отомстить Америке за поражение СССР в холодной войне. Здесь есть тема разделённых братьев – честного и подлого, «символический образ изнасилованной Западом России, России как женщины, наглядно вплетён в картину». Далее в фильме разворачивается лозунг «своих не бросаем» — главный лозунг войны России против Украины. Находится место и яростному расизму, и даже антиукраинскому дискусу. «Помните, персонаж Виктора Сухорукова говорит украинцам: «Вы нам ещё за Севастополь ответите»?». Возникает и мотив «эха войны» — Бодров покупает оружие времён Второй мировой войны, чтобы применить его против врага — изображение сегодняшней агрессии как продолжения ВОВ уже заложено здесь. Ну и, как говорит Липовецкий, «совершенно зверский мачизм главного героя Данилы Бодрова». «Как вы помните, Данила в Москве крутит любовь с очень популярной тогда певицей Ириной Салтыковой, а приехав в Чикаго, он тут же укладывает в постель американскую телеведущую, причём, делает это без излишних затей. Он настолько непобедимый мачо, что кто же может ему отказать, и это очень важная часть его обаяния».
И весь этот нарратив, очень опасный и политизированный, подаётся полушутливо, с некой иронией. «С тем, что самые людоедские идеи преподносятся как шутки, мы сталкиваемся каждый день. На этом строится эстетика троллинга. И с одной стороны — это форма защиты, но с другой стороны, это такая форма идеологической пенетрации. Если бы это было сказано серьёзно и с пафосом, то это вызвало бы отторжение, а так… да ещё и музыка какая замечательная!».
Главная мысль, которую вкладывает в мозги зрителя этот фильм, это тезис о том, что русские обладают моральным превосходством, дающим право на убийство. И это страшно.
Но в целом, в представлении Липовецкого, рашизм — «это некий канат, я бы сказал — удавка, в котором сплелись разные сюжеты культуры и линии идут из разных эпох». Это и консерватизм, который, по мнению профессора, ярко представляют очень популярный в 2000 году писатель Александр Проханов и Никита Михалков. «При этом, Михалков начинал почти как диссидент, но постепенно, в путинские времена, он становится ярым защитником традиционализма — православия, самодержавия и так далее. А его цикл «Бесогон» — продолжение тенденции, прямо ведущей к рашизму».
А вот чего не найти в культурном поле России — так это образа будущего.
Ещё до войны многие культурологи писали, что из литературы, искусства и кинематографа абсолютно непонятно, куда движется страна.
Последние 10 лет практически все фильмы и сериалы — ностальгические: «Они были очень яркие, эффектные, на эстетическом уровне это была картинка, которая радовала. При этом они не скрывали тёмные силы советской действительности — там были и КГБ, и преследования людей за экономическую деятельность и так далее. Но всё это побеждалось эстетической атмосферой».
В результате, по мнению Липовецкого, возникал такой эффект, когда современность выступает как прекрасное прошлое минус то, что в нём было плохим. «Таким образом, с обществом возникал такой странный договор — мы уберём всё, что делало прошлое плохим — КГБ, запреты на рок-н-ролл и эротику, борьбу против частного бизнеса и так далее – и всё, больше ничего не надо, всё уже есть там, в прошлом. Осталось только туда вернуться».
Лекция профессора многое объясняет. Россия год за годом экспортирует в наши головы оправдания самых людоедских идей, но делает это так элегантно, что стоит ли удивляться безумной вере в её сверхвеличие и вседозволенность. Вере даже в то, что эта страна имеет право на убийства.
