26 апреля 2019 года исполняется 33 года со дня аварии на ЧАЭС. Эта авария стала самой крупной в истории Восточной Европы техногенной катастрофой, разрушила и унесла более 60 тысяч жизней. Мы сравнили воспоминания двух очевидцев и ликвидаторов последствий на ЧАЭС с официальной версией событий, публиковавшейся в 1986 году в даугавпилсских газетах «Красное знамя» и «Авангард».
О чём писало “Красное знамя”
Впервые о Чернобыле газета «Красное Знамя» пишет 20-го мая 1986 года, то есть почти спустя месяц после аварии. В статье говорится о том, что на Чернобыльской АЭС произошла авария и что открыт “счёт 904” для сбора материальной помощи чернобыльцам.
Все последующие публикации рассказывают либо о материальной помощи и перечислениях на “счёт 904”, либо публикуются фоторепортажи ТАСС о буднях ликвидаторов. Ни в одной статье не рассказывается о ликвидаторах из Даугавпилса и почти все материалы — это перепечатки из других источников. 2 раза за весь год упоминаются концерты, проводившиеся тогда в поддержку чернобыльцев: один раз говорится о концерте знаменитостей, среди которых был Иосиф Кобзон; во второй раз в благодарном письме читателя говорится о концерте ансамбля песни и пляски Краснознаменного Прибалтийского округа.
За весь 1986 год в газете есть только две авторские заметки, и в каждой из них опять говорится о материальной помощи чернобыльцам.
В конце года (номер от 30-го декабря 1986) в «Красном знамени» появляется заметка о том что «Четвертый атомный реактор… укрощен и надежно закрыт» и опять это перепечатка, со ссылкой на фотоматериалы ТАСС.
За весь 1986 год в газете об аварии на ЧАЭС было упомянуто 15 раз (2 раза в мае, 4 в июне, 4 в июле, 3 в августе, 1 раз в сентябре и 1 раз в декабре) причем, о последствиях аварии и об её деталях не было сказано вовсе. Всего за год вышло 205 выпусков газеты.
В 1987 году публикаций о Чернобыле в газете «Красное знамя» не было, газета писала о буднях города: например о том, что произошла очередная игра интеллектуального клуба «Эрудит», или об успехах заводов города. Слово «авария» за весь год упоминается только в серии публикаций об аварии на Даугавпилсском теплоузле.
О чём писал “Авангард”
Газета Даугавпилсского района «Авангард» писала в основном о сельской жизни и о быте на селе. В 1986 году в ней встречались такие заголовки: «Высокие надои», «Чтоб село стало краше», «Вышел в поле сеятель» и так далее. Упоминаний об Украине до Чернобыля было немного, так, например, в газете от 15 мая, говорится об украинских механизаторах, приехавших в Даугавпилсский район для обмена опытом с местными механизаторами.
В номере «Авангарда» от 24 мая появляются 3 заметки о Чернобыле, все три рассказывают о перечислениях на «счёт 904». Больше за весь 1986 год в газете не встречается ни одного упоминания об аварии на ЧАЭС. Всего за весь год вышло 155 выпусков газеты.
В 1987 году о Чернобыле в «Авангарде», также как и в «Красном знамени», не писали, но в выпуске газеты от 5 января 87 года есть заметка под названием «На пути к безъядерному миру». Заметка начинается с таких слов: «Ушёл в историю год, который во всём мире породил большие надежды на избавление нашей планеты от угрозы ядерной катастрофы <…> Несмотря на все разочарования, можно сказать, что минувший год реально подвинул нас вперед на пути к достижению этой величайшей цели».
Воспоминания ликвидатора Виктора Кокина
Виктору Кокину 56 лет, в Чернобыль он попал в 23 года. Он не знал, что попадёт именно туда, перед медкомиссией думал, что это будут очередные военные сборы, в которых он уже участвовал не один раз.
Виктор вспоминает что тогда, после новогодних праздников 1987 года, ему пришла повестка явиться на медкомиссию в военкомат. После комиссии ему и сообщили две новости: он здоров и годен к строевой службе, вторая же новость была менее приятной – он должен был ехать в Чернобыль и ликвидировать последствия аварии.
«Мне, честно, хотелось слинять. Желания туда ехать не было никакого», — говорит Виктор. Но выбор был между дезертирством и выполнением приказа.
По его словам, в начале 1987 года “все про Чернобыль уже знали”, но не из газет, а благодаря “сарафанному радио”. Сам Виктор в то время работал водителем, и об аварии узнал, когда в очередной раз пересекал границу с Беларусью – машины тогда проверяли дозиметрами. Но когда солдат отправляли в Чернобыль “никто из армейского руководства не дал никаких инструкций, как себя вести в зараженной местности,” – говорит он.
В Чернобыль ехали в плацкартных вагонах, в тесноте: «Ничего не было, пока мы туда ехали: ни чая, ничего. Никто нас не кормил, какую ты пайку взял из дома, то и кушал».
По приезду призывников разместили неподалёку от посёлка Новая Радча (село в Житомирской области, в 84-х километрах от Чернобыля) в армейских палатках. Палатки стояли «в чистом поле», внутри палаток — двухъярусные кровати. Как вспоминает Виктор, поначалу командование запрещало топить печку, несмотря на мороз в 35 градусов. Командование, по всей видимости, боялось, что солдаты не уследят за огнём и устроят пожар. «Мы чуть ли не бунт подняли, и только тогда нам разрешили топить. В палатках жарко конечно не было, но мы и не мёрзли тоже», — говорит ликвидатор.
Главной причиной, по которой некоторые люди тогда ехали в Чернобыль добровольно, по словам Виктора, была погоня за «длинным рублём» – дневная зарплата могла увеличиться в 3, 5 или 7 раз, в зависимости от того, как близко ты работал к ЧАЭС. “Существовал специальный коэффициент, по которому определяли, сколько ты заработаешь в день: например, если ты получал 200 рублей в месяц (и соответственно около 7 рублей в день), твоя дневная зарплата могла возрасти в три раза, например, в зависимости от того в каком секторе ты работал, и насколько тяжёлую и опасную работу ты выполнял”, – говорит ликвидатор. Так мотивировали людей ехать в Чернобыль и устранять последствия аварии.
В задачу Виктора, как ликвидатора, входило уничтожение личных вещей жителей Припяти – солдаты выкидывали из окон мебель, телевизоры, магнитофоны, игрушки и т.д. Позже это всё увозилось и сжигалось. Также Виктор работал поваром – готовил обеды и ужины для солдат. Всего за время службы, а прослужил он там несколько месяцев, он был в Припяти два раза: развозил еду для солдат-ликвидаторов. По словам Виктора тогда в покинутом городе «…были только собаки и крысы. Неприятное было ощущение…».
Виктор рассказывает, что кормили ликвидаторов “как на убой” и обеспечивали дефицитными на то время товарами: «Были военторговские магазинчики, где за деньги можно было купить практически всё из продуктов питания. Там чёрта можно было купить! Я жене мандарины оттуда слал», – говорит он.
О «счёте 904», на который, если верить газете «Красное знамя», перечислялись деньги для помощи чернобыльцам, Виктор никогда не слышал: «Я от вас только про это узнал», — говорит он. По словам нашего героя, возможно такой счёт действительно существовал, но все взносы тогда делались на «добровольно-принудительной» основе, определенный процент от своей зарплаты советский человек просто должен был отдавать на благотворительность.
Воспоминания ликвидатора Валерия Павлова
Валерию Павлову 58 лет. Он попал в зону отчуждения сразу после аварии, в 1986 году. В то время ему было 25 лет, он служил в Советской Армии, в военной авиации, и до Чернобыля был в Эфиопии. После того, как их борт прилетел из Эфиопии в Латвию, поступил приказ об отпуске, выйти на работу надо было после майских праздников.
Но отдохнуть не получилось. 27 апреля, около 6 часов утра в дверь квартиры Валерия постучали. «Командир мне приказал отдыхать, я и отдыхал, и дверь не открыл… Но, на свою беду, я жил в одном доме с командиром полка. Потом, часиков в 8 или 9, я прогуливался со своей маленькой дочкой около дома. Примерно в это время на УАЗике примчался мой командир и говорит мне: «А чего это ты тут делаешь? Пять секунд и чтоб с чемоданом был в машине»,- вспоминает Валерий. Так он и попал в Чернобыль
По его словам, перед полётом солдатам никто ничего не говорил. Первые догадки о том, что случилось, у Валерия стали появляться на подлёте к месту аварии, когда их борту было приказано облететь определённое место на карте. Местом этим была ЧАЭС. «Мы начали смотреть по карте, что это мы обходим, смотрим – атомную (станцию) обходим. Ну а когда в Чернигов прилетели, тогда только и узнали, зачем нас так резко вызвали», — вспоминает ликвидатор.
О «счёте 904» Валерий тоже ничего не слышал. «Я много таких знаю, кто туда за деньгами ехал», — говорит он о том, что происходило позже, в 1987 году. Когда же Валерий был в Чернобыле в 86 году, солдатам ничего не платили, они просто исполняли приказ.
Валерий с товарищами засыпал реактор свинцом с вертолетов. Работа начиналась обычно в 6 часов утра и заканчивалась ближе к 9 вечера. «Засыпали, засыпали (реактор) свинцом. Так засыпали, что в Советском Союзе свинец кончился. СССР потом свинец в Испании покупал», — говорит он.
Также лётчик и его коллеги возили на борту вертолёта и ученых, в основном атомщиков, учёные звали с собой в Киев, в ресторан, и говорили лётчикам, что долго рядом с реактором оставаться нельзя – ни к чему хорошему это не приведёт. Пилоты всё понимали, но ослушаться приказа не могли. В итоге учёные дарили коньяк пилотам и советовали почаще пить алкоголь для защиты от радиации. Каждый вечер заканчивался одинаково – сто положенных граммов спирта. «Только не в бак заливали, а в себя», — шутит Валерий.
По словам летчика, во время работы со здоровьем ни у кого никаких проблем не было – никого не рвало, и вообще все чувствовали себя хорошо, почему так было, он до сих пор не понимает. Но из тех, с кем он тогда служил и с кем засыпал свинцом реактор, в живых осталось совсем немного людей. Первым умер командир эскадрильи. «Потому что чаще всех летал», — говорит Валерий.
Ликвидатор вспоминает, что самым страшным для него моментом была эвакуация из города. Автобусов для эвакуации не хватало, поэтому первыми увозили детей, а их родители оставались в городе. “Слёзы, крики, плач – страшная картина, тяжело было смотреть… После Припяти я служил в Афгане, и там не было таких страшных сцен, как в Припяти, несмотря на то, что шла война, и тебя могли убить в любой момент. Но там ты, в отличие от Чернобыля, видел опасность своими глазами и знал, что она есть», — говорит Валерий.
