Патриотизм и национализм — разные или похожие понятия? «В Латвии некоторые считают, что истинные патриоты могут быть только националистами и причисляют себя к ним, и гордятся. Но можно ли ставить знак равенства между патриотизмом и национализмом?» — задаётся вопросом ведущая программы «Открытый разговор» на Латвийском радио 4 Ольга Князева.
Нужен ли Латвии национализм или это проблема? Эти и другие вопросы они обсудили с рекламистом Эриком Стендзениексом, журналистом nra.lv Беном Латковским и юристом Дмитрием Трофимовым.
Национализм и патриотизм — это не нацизм и шовинизм
«Национализм и патриотизм для меня — почти одно и тоже», — говорит Эрик Стендзениекс, но при этом подчёркивает, что это не нацизм. Нацизм в его понимании — это радикальный национализм. А сам по себе национализм — это благородное понятие.
«Национализм — это гордость за свою культуру, свой язык, место, где ты живёшь. Страна без национализма и патриотизма — это просто территория сложной формы»,
— подчёркивает он. Но почему национализм имеет столь негативную окраску?
Бен Латковскис считает такую интерпретацию совсем неуместной. «Она чисто русски-шовинистическая, — говорит он. — В латвийском русском обществе кажется так: вот, если человек говорит на русском языке, значит, это интернационализм. А если он хочет говорить на своём — значит, он националист, плохой».
По словам Латковскиса, эту «историю мы помним из Советского союза» — такая ситуация такая была в 70-е годы прошлого века и сегодня наблюдается то же самое.
«И она в русском сознании никуда не делась и сегодня. Но никакого интернационализма в Советском союзе не было — была сплошная русификация».
О языке, Лиане Ланге и «аткриевошане»
Бен Латковскис поддерживает деятельность активистки и публициста Лианы Ланги, начавшей кампанию Atkrievisko Latviju. Уместно ли такое название кампании, не ущемляет ли она нацменьшинства и не задевает чувства людей?
«Как может народ в полтора миллиона человек принижать 140 миллионов русских?» — возмущается Латковскис.
Эрик Стендзениекс считает, что кампания Лианы Ланги устроена неправильно и она действует не в той последовательности.
«Мы сейчас с вами сидим в студии ЛР4, которая вещает на русском 24/7, финансируется из латвийского государственного бюджета так же как и телевизионный канал ЛТВ. И Лиана, она борется с визитками, с меню в ресторанах. Она борется с частными компаниями.
Она не с того конца, во-первых, начинает. Во-вторых, меня очень напрягает когда эти идеи, которые Бен сейчас очень пламенно отстоял и высказался, переходят в частное пространство.
Два сотрудника ресторана между собой разговаривают на своём родном языке», — объясняет он.
Дмитрий Трофимов считает, что латышский находится под угрозой, поэтому сам «принципиально общается с латышами на латышском языке». Но он отмечает, что у понятия atkrieviskot («дерусифицировать») есть нехорошие коннотации.
Политический и этнический национализм
Дмитрий Трофимов считает себя «политическим латышским националистом» и «русским этническим националистом».
«Я считаю себя политически латышом, гражданином Латвии — это моя родина, у меня другой родины нет и не будет. И я буду эту родину защищать до конца от любых оккупантов. Но этнически я русский»,
— объясняет он, добавляя что для него нет в этом ничего плохого.
Он также добавил, что не чувствует потока ненависти к себе со стороны других людей.
«Национализм, в первую очередь, для меня и для тех людей, которых я искренне уважаю среди националистов, — это любовь. Любовь к своей нации. А ксенофобы, хотя считают себя националистами, мне напоминают старушек одной конфессии, которые приходят в церковь и, несмотря на то, что бог есть любовь, свою ненависть вымещают на всех, кто зашёл с неповязанным платочком, у кого юбка слишком короткая. Вот они стоят и шипят, и ненависть из них брызжет. Это не христианство», — сравнивает Дмитрий Трофимов.
Для Бена Латковскиса актуально понятие политического национализма. «Все граждане Латвии должны считаться латышами, — считает он. — В Латвии должна быть латышская нация».
Свои — чужие
Есть ли в Латвии разделение на «своих» и «чужих»? Эрик Стендзениекс отмечает, что все мы разные — по возрасту, этносу, внешности. «Но когда мне сверху ставится штамп, мол, сейчас будешь себя вести так, разговаривать только на латышском, то я могу и очень далеко послать», — говорит он.
Бен Латковскис отмечает, что в Латвии есть один момент — кроме национальности интерес к этническому происхождению. Эту, по его словам, «болезнь» он мало понимает:
«Это какой-то такой архаизм 19-го века. А я человек 21-го века».
Но что делать, чтобы искоренить этот архаизм? Латковскис считает, что не нужно делить людей. На вопрос, кто их делит, он отвечает — сами люди это и делают. «Никто — ни латыши, ни русские — не хочет идти в одну школу. Потому что привыкли», — приводит он пример.
Дмитрий Трофимов считает этническую составляющую тем, чего надо придерживаться в своей семье, не навязывая другим. «Русская культура не должна давить на латышскую культуру и на латышей. Мы живём в Латвии — государстве, которое построили латыши. И именно поэтому оно такое, какое оно есть. И большинству, кто здесь живёт, оно нравится», — говорит он.
Также Трофимов выступает против любых меньшинств. Он считает, что не должно быть никакой дискриминации. «Но дискриминации реальной. А не тогда, когда какое-то меньшинство говорит “а вот нам полагается ещё вот это, дайте нам это, потому что мы меньшинство”».
Угроза, обида и самоирония
Бен Латковскис считает, что латыши ощущают угрозу со стороны русских на протяжении более чем 30 лет с момента восстановления независимости. На вопрос ведущей Ольги Князевой, в чём конкретно выражается это ощущение угрозы, Латковскис ответил, что это ощущение сравнимо со страхом смерти — объяснить его нельзя.
«Латыши всё время чувствуют свою уязвимость — как нация, как этнос. Их — один миллион, русских — 140. И тут говорить про меньшинство!» — вскипел Латковскис.
Эрик Стендзениекс же напротив — не чувствует угрозы. Признак сильной нации — это способность к самоиронии, юмору к самим себе, отмечает он, приводя в пример жителей Великобритании:
«Британцы прекрасно шутят над королевой, своими ценностями — неценностями. И это очень сильная вещь. Из когда латыши очень истерично относятся, им кажется, что кто-то оскорбил. Мы хватаемся за каждую маленькую якобы угрозу и выставляем это так, будто нас пытаются подавить».
Дмитрий Трофимов считает, что латыши «достаточно долго находились под угрозой русской ассимиляции, чтобы это оставило на них свой след». Поэтому, до сих пор люди всё воспринимают достаточно остро. А оскорбления, по его мнению, в малом могут заметить и сами русские.
«В любом моменте они видят какое-то оскорбление, какую-то угрозу, видят дискриминацию и так далее», — говорит он и отмечает, что всё в конечном итоге зависит от человека.
«Если кто-то прячется в свою ракушку, не вылезает оттуда и кричит, что его дискриминируют — это его личный выбор. Если кто-то размахивает саблей и бросается на эту ракушку, пытается эту ракушку расколоть и достать оттуда этого моллюска — это тоже личный выбор этого человека».
Дмитрий Трофимов также отмечает, что многие вернувшиеся из изгнания латыши тоже не ощущают себя здесь «своими». «Но насколько они сами стремятся социализироваться — это тоже большой вопрос. И это же относится к русским».