14 июня 1941 года из Даугавпилса вывезли 672 человек — 257 семей разных национальностей. В их числе — 187 детей в возрасте от нескольких месяцев до 16 лет. По подсчётам Иосифа Рочко — историка, основателя музея «Евреи в Даугавпилсе и Латгалии», общее число депортированных из Латгалии евреев составляет 269 человек из семи городов и двух волостей, и Даугавпилс «лидирует» с большим отрывом из города вывезли 174 еврея.
Rus.LSM поговорил с Иосифом Рочко накануне Дня памяти жертв коммунистического геноцида — 14 июня 2024 года отмечали 83-летие той трагической даты. Иосиф Рочко записал воспоминания почти 50 человек, в которых они рассказали о судьбах своих семей. Несколькими из них делимся с вами.
«Наш гимн – надежда»
У семьи Бирж был магазин одежды на улице Ригас. В 1940 году советская власть выселила родителей с двумя детьми из пятикомнатной квартиры.
Вера Бирж рассказывала Иосифу Рочко, что её подруга по латышской гимназии Силвия Конраде говорила: «Я их терпеть не могу». Взгляды девочек совпадали.
14 июня Вера собиралась пойти в гимназию на танцы, но накануне ночью её разбудил стук в дверь.
«Солдаты с оружием. Я ничего не могла понять, взяла с собой альбом с фотографиями и дневники, которые вела на латышском языке. Мама схватила какие-то мешки с вещами, но по дороге их украли. На товарной станции я в последний раз видела отца. Мама сказала: “Папин последний поцелуй такой холодный”».
Эстер Бирж с дочкой Верой и сыном Фалом привезли в Дзержинск Красноярского края. Поселили в многолюдной комнате, где среди других жила еврейская женщина, потерявшая дочь. Её горе было безутешным, иногда она говорила: «Немцы скоро придут, нас освободят…»
Позже семью Бирж отправили в деревню. Жили в землянке: «В день получали кусок хлеба, но мама делила его на три части. Собирали бруснику. Иногда давали муку, и мама пекла оладьи. Рядом в больших палатках тоже жили “буржуи из Латвии”. Каждый день кого-то выносили из палатки – умирали люди».
Когда Вере сообщили о смерти отца, она рыдала украдкой, но целый год не говорила об этом маме.
Брата Фала направили на отдалённое озеро ловить рыбу для фронта. Самим её есть было нельзя – если увидят, могли расстрелять. Тайно ловили для себя ночью и тут же съедали. Сырую.
Разрешили построить барак. Вера вместе с остальными валила деревья, таскала бревна. «9 мая 1945 года я с бревном на плече подошла к дому. Мама сказала, что кончилась война. Я ответила: “Какая разница”. Мама возразила – наш гимн “Хатиква”, что переводится как “надежда”».
«Хатиква» — гимн сионистского движения, позже стал государственным гимном Израиля.
После войны Вере удалось переехать в Игарку и закончить там среднюю школу. Потом в Красноярске она окончила музыкальное училище, работала педагогом, сочиняла музыку и стихи. Один из своих романсов она назвала «Папин холодный последний поцелуй».
Вера вышла замуж за Гришу Фейгельсона, тоже депортированного с семьей из Даугавпилса 14 июня 1941 года. Жили в Красноярске, там в 1977 году умерла Эстер Бирж. Вернулись в Даугавпилс после восстановления независимости Латвии, прожили пару лет и уехали в США.
Её брат Фал Бирж тоже долго жил в Красноярске. Окончил техникум, стал строителем. В течение всей своей жизни он был глубоко верующим человеком, раздобыл в Сибири свиток Торы и собирал дома людей на молитву.
Фал также вернулся в Даугавпилс, его избрали габбаем (старостой) в синагоге. Затем он тоже переехал в Америку, в Нью-Йорк. На похоронах Фала Биржа раввин назвал его достойным человеком, чью веру не сломила сталинская репрессивная машина.
Часы из Африки спасли жизнь
Даугавпилчанин Файвиш Гольдман занимался заготовкой мяса и делал колбасу. Его арестовали по доносу соседа-еврея.
Сосед утверждал, что Файвиш «эксплуатировал двух рабочих, а также имел связи с белоэмигрантской средой». Файвиш Гольдман умер в Вятском исправительно-трудовом лагере (лагерь системы ГУЛАГ на северо-востоке Кировской области) в январе 1943 года.
Его жена Рива с трёхлетней дочкой Басей оказалась в деревне Горевка Красноярского края. Спустя много лет Бася поделилась с Иосифом Рочко рассказами мамы:
«Пришли какие-то люди и солдатик. Мама начала складывать платья. А солдатик всё это выбрасывал и клал в мешок тёплые вещи, шубу. У нас гостила сестра мамы Маша Гелерман из Эглайне с маленькой дочкой. Солдатик сказал: “Берите и эту девочку с собой”. Конечно же, не взяли. Через месяц семья Гелерман была расстреляна в Эглайне».
Рива работала в лесу – снимали кору, из деревьев добывали живицу, из неё изготавливали смолу. Сильно мучила мошкара, не помогали никакие маски.
Чтобы лучше питаться, пришлось продать шубу, вспомнив добрым словом солдатика. Решили попросить помощи у сестры Файвиша Виты Гольдман, которая жила в Южно-Африканском Союзе (нынешняя Южно Африканская республика). Удивительно, но письмо дошло, и вдвойне удивительно, что стали доходить посылки. В одной из них были часы. Их «подарили» начальнику леспромхоза.
Взяточник оказался благодарным – Риву Гольдман назначили бухгалтером, затем перевели из деревни на станцию Тинская, Бася там закончила школу.
Позже мама и дочка вернулись в Латвию, но не в Даугавпилс, а в Ригу, где Рива работала бухгалтером и экономистом, а Бася – медсестрой.
Полную версию этого материала журналиста Людмилы Вессель можно прочитать здесь.
если и говорить о коммунистическом геноциде, то следует говорить: латышского коммунистического геноцида и никак иначе, ибо в сыллку отправляли не Ивановы, Петровы или Сидоровы, а Круминьши, Стучки, Карклиньши и прочие Ринкевичи. А доносы на соседей, а порой и родственников писали те же Берзиньши, Скуи и т. д.
Прошлого не вернешь… Про трагедию нынешней депортации — слабо написать?