Если вы думаете, что наука – это скучно, то вам просто не попадались настоящие учёные-фанатики, которые рассказывают о своём деле так, что хочется бросить карьеру, семью и планы на будущее и рвануть в лес считать букашек. Или, в нашем случае, лягушек, тритонов и черепах.
В Даугавпилсе живёт и работает как раз такой учёный-биолог Михаил Пупиньш. Он подробно рассказал, почему у лягушек разные языки, показал, как они поют, и объяснил, какие у черепах бывают экзамены.
Снова и снова Михаил путешествует с коллегами по Латвии в поисках лягушек. Занятие это сомнительное для обычного горожанина, но очень увлекательное и порой даже опасное. Однажды наш герой попал ночью в огромные заросли борщевика и каким-то чудом получил всего несколько небольших ожогов. Но зачем вообще это всё, и чем именно исследователи занимаются в таких экспедициях?
Они ищут лягушек и подсчитывают размер популяций. Выглядит процесс так: вся Латвия разбивается на квадраты 5 на 5 километров, в каждом из этих квадратов выделяют квадраты размером 1 на 1 километр, и уже внутри этих квадратов по определённой системе выбираются водоёмы.
Ближе к вечеру, когда начинает темнеть, и лягушки становятся более активными, исследователи приезжают в выбранное место, оставляют там машину и пробираются ближе к воде.
«Это то ещё приключение, — говорит Михаил. — Потому что идти надо по координатам, а в половине случаев идти приходится просто через ночной лес. И это не парк — это именно лес с большой буквы «Л». То есть там болото, заросли, а в некоторых и днём нельзя пролезть, не то что ночью. Но моя задача – подойти поближе к водоёму, минут пять-семь послушать, определить по песням и записать виды лягушек, приблизительное расстояние и направление, откуда шёл звук. И за ночь так надо сделать 30-40 раз».
Отдельно взятый замер не показателен, но есть признанная на международном уровне методика, которая позволяет, имея большое количество замеров, оценить размер популяций.
Такие замеры делают трижды за один сезон, и со временем можно определить динамику роста и уменьшения конкретных популяций и попытаться определить, что именно на это влияет и, соответственно, как и где лягушек надо защищать.
Зачем лягушкам разные языки?
Поют у амфибий только самцы, и это в целом распространённая в животном мире тактика.
Самцам приходится стараться, чтобы привлечь самок, а те в свою очередь выбирают, кому же отдать предпочтение. Вот лягушки и поют. Но загвоздка в том, что виды-то разные, и самцу надо позвать самку именно своего вида, чтобы удалось выполнить эволюционно заложенную программу – передать свой генотип. Ради этого он даже рискует жизнью, ведь его песни слышат не только самки его вида, но и аисты.
Михаил подчёркивает, что самец лягушки стремится не получить потомство, а передать генотип, и это не всегда одно и то же.
В природе есть масса случаев, когда особь передаёт генотип, не производя при этом потомство. Например, так делают пчёлы. Те самки, которые работают день и ночь, сами не имеют потомства, но они рождены от одной матки и, соответственно, их генотипы частично совпадают, поэтому они заботятся друг о друге. Так они защищают свой же генотип.
Но вернёмся к лягушкам. Самцы поют (краснобрюхие жерлянки при этом буквально надуваются и толкаются как борцы сумо), самки идут к ним на этот звук, и всё, казалось бы, просто идеально. Но есть нюансы.
Во-первых, самку в пути может перехватить самец-сателлит. Это более слабый, возможно, меньший по размеру и не такой голосистый самец, который не может выиграть конкуренцию обычным способом, и он попросту ворует самку, когда та идёт или скачет к альфа-самцу.
Во-вторых, сам успешный самец может быть настолько взбудоражен, что не дожидается настоящую самку, а принимает за неё другого самца, плывущую мышь, карася или даже маленькую пластиковую бутылку.
«И вот здесь происходит самая интересная вещь. Если это другой самец своего вида, то обычно ничего страшного не происходит. Он что-то говорит, что в переводе означает: “Извини, чувак, я тоже самец, не в этот раз”, и они мирно расплываются. Но если этот самец схватит, например, лягушку другого вида, та ему тоже что-то скажет, но она скажет на своем языке, а он не поймет. И тогда он продолжает плавать с этой чужой лягушкой. Иногда он сам догадывается, что любимая его слишком долго не отвечает на его сексуальные запросы, и просто отпускает её. Но иногда он плавает настолько долго, что не дает той лягушке дышать, и она просто утопает.
Природа не идеальна, но мы об этом феномене написали очередную научную статью, где мы вообще предполагаем, что может быть в этом есть даже некий глубокий смысл. То есть эти лягушки-самцы, они сами, например, не оставляют потомства, но они уменьшают конкуренцию с другими видами. Чужих головастиков тоже не будет. Если бы это было только ошибкой, это бы было вырезано эволюцией гораздо раньше».
Зачем считать лягушек?
Такой мониторинг – это повторяющееся исследование, которое помогает определить динамику изменения популяций по годам. А если динамику популяций наложить на другие происходящие процессы, например, на изменение климата, то можно попробовать найти взаимоотношение и взаимовлияние факторов.
«Вместе с коллегами из Украины мы занимаемся моделированием – рассчитываем экологическую нишу животного, учитывая огромное количество факторов, анализируем это в сравнении с другими прогнозами — как будет развиваться сельское хозяйство, как будет меняться климат, и просчитываем, будут ли в этой местности эти животные жить спустя 20, 30 и 50 лет. Смотрим, куда они могут мигрировать, и вырабатываем стратегии, где стоит заняться их охраной уже сейчас. Условно, если в этой конкретной местности мы видим, что эти конкретные лягушки не будут жить через 30 лет из-за изменения климата, нам нет смысла защищать их здесь. Надо понять, куда они пойдут, и помочь им выжить уже там».
Почему ниндзя – это именно черепашки?
Ещё один мониторинг, которым занимается Михаил – это мониторинг болотных черепах. Он их ищет, ловит, берёт слюну на генетический анализ, чтобы определить, местный это вид или завезённая особь, например, из Украины. Местные черепахи получают чип и спустя время возвращаются в природу, а завезённые остаются жить в неволе.
«В конце мая, наверно, я поеду под один городок, где многие годы находили черепах, и буду их просто визуально искать. Это, кстати, очень сложное дело – надо красться вдоль берега с биноклем в руках. В мультике черепашки-ниндзя были именно черепашками почему? Потому что ты их не видишь и не слышишь, а они тебя и видят, и слышат. У них природа такая. И пока ты подойдёшь, она уже бульк – и скрылась в воде. Они на самом деле молниеносны, просто молниеносны.
Но я — встречный ниндзя, я расставляю на них ловушки. Это добрые ловушки – они ничего плохого черепахе не делают, они её кормят. Мне иногда кажется, черепахи даже привыкают питаться в этих ловушках – они для них уже как кафе. В общем, буду расставлять ловушки и каждый день проверять, попадётся кто-то или нет. Если попадётся, то я эту черепаху сфотографирую в анфас и в профиль, то есть — сверху и снизу, возьму генетический материал на анализ, и, если она окажется генетически латвийской, то отпущу на волю. А если это завезённая особь, то она отправляется в наш зоосад «работать» болотной черепахой. Мы на экспозиции прямо говорим, что это тоже болотная черепаха, просто по генетике она не местная».
Какие экзамены у черепах?
Генетически местные черепахи у Михаила тоже живут, но в секретном месте. И это самый настоящий питомник – они там спариваются, со временем появляются детёныши, которых учёный растит 10 лет, после чего выпускает на волю.
Говорит, что слишком уж ручными их старается не делать, и вообще надо бы, чтоб они его побаивались, но не слишком сильно. С одной стороны, он заинтересован в том, чтобы они были дикими и боялись человека – это повысит их шанс на выживание в дикой природе. С другой стороны, если они слишком дикие, ему сложновато хорошо их растить и за ними ухаживать – периодически же их надо ловить, брать в руки, измерять, проверять, не болеют ли они. Так что нужен какой-то баланс.
А вот перед тем, как отпустить их на природу, Михаил всё же старается делать их более дикими – начинает их пугать. Не ранит и не делает больно, но пугает, чтобы у них выработался рефлекс, что человек – это опасность, которую лучше избегать.
Это он называет первым экзаменом, или экзаменом «на выход»: черепаха должна быть готова к дикой жизни физически и психологически. А экзамен «на вход» проходит уже в самой природе, и сам Михаил к нему отношения не имеет. Но этот экзамен куда серьёзнее, длится всю жизнь, и правила там простые – кого съели, тот и не сдал. И экзаменаторы на нём – выдры, енотовидные собаки, лисы, кабаны, медведи и другие хищники, которые живут в тех местах, куда черепах выпускают.
Выживает, как оказалось, больше половины особей – из 62 ранее выпущенных черепах спустя 10-15 лет удалось отловить 35 особей. У всех из них был чип, который Михаил ставил ранее, чтобы была возможность контролировать популяцию в будущем.
Кстати, в отличие от французских коллег, новорождённым черепашкам он чип не ставит, а ждёт, пока они подрастут. Жалко, говорит, совсем маленьких.
Здесь можно посмотреть наш выпуск шоу «Е.Б.Н.Д.» с участием Михаила Пупиньша, в котором он рассказывает о диких черепахах в Латгалии и лягушках, голубеющих от любви.
