Глеб Беляев живет в Латвии почти девять лет и всё это время рассказывает, что тут ему нравится
Вот уже и на четвёртый текст хватило мне хороших слов о хорошем в Латвии.
Начал я с того, что просто бросается в глаза человеку, переехавшему сюда из России, как я, например. Латышам не нужно вырубать лес, чтобы устроить место для жизни людей, они умеют это делать в самом лесу — и на этом фундаменте стоит вся их страна, место, где все и всё чувствуют себя дома.
Ещё меня удивляет, что даже время течёт в латышском мире не как песок сквозь сухие пальцы, не из навсегда ушедшего прошлого в холодное и неизвестное будущее. Время леса состоит из знакомых, но всегда свежих циклов, каждая следующая жизнь и известна, и неизвестна одновременно.
В этом лесу и этом времени возникают удивительные для меня отношения людей друг к другу, к себе и всему остальному. Я уже рассказывал, что хутор — это отличная основа, чтобы уверенно чувствовать себя собой, а других — соседями. Даже если сегодня твой хутор — это квартира в кирпичной башне или предприятие в конкурентной среде.
Сегодня хочу поговорить про вещи простые, житейские — но в них просвечивает всё тот же мягкий и тёплый свет вечного солнца сквозь кроны вечного леса.
В Латвии не торгуются
Ещё одной стороной латышского отношения к другим людям является особенность местного назначения цены за свой труд и товар.
Нигде я не встречал так часто искреннего желания подумать прежде всего обо мне, покупателе — на латвийских рынках, где торговля происходит от человека к человеку, без обезличивания алгоритмами, постоянно сталкиваешься с тем, как на твоих глазах продавец напряжённо считает в уме, как бы назвать минимально возможную цену, чтобы и тебе было не тяжело заплатить, и самому не оказаться в убытке совсем. Он думает об этом, а не о том, как бы выманить у тебя побольше.
В Латвии подразумевается, что названная цена представляет из себя тщательно посчитанный минимум — этот минимум позволяет продавцу продолжать своё дело, работать не в убыток, ибо так было бы тоже неправильно.
Но лишнего в цене, как правило, нет. И торговаться, предлагать снизить эту и так минимальную цену — тут это воспринимается как невежливость, как пренебрежение нормальными человеческими интересами продавца и неоправданно низкая оценка его труда.
Я по привычке, приобретённой в других местах, пытался торговаться на рынках — мгновенно понял, что сильно и незаслуженно обижаю этим людей. Людей обижает сама мысль, само моё предположение, что в их цене что-то несправедливое, что-то лишнее, что-то, что они готовы забрать просто потому, что могут.
Примерно то же самое происходит и при оценке какого-либо имущества, выставляемого на продажу частными лицами — латыши в целом нация не «барыжная», по моим наблюдениям.
Я считаю это следствием изначального, базового восприятия других людей как «своих» — пусть и не как семьи, но точно — не как чужих. Этот синтез хуторской самостоятельности и открытости к другим как к своим нравится мне куда больше, чем война всех против всех, которая, к сожалению, после развала Союза разгорелась во многих местах ещё сильнее, чем была в СССР во времена очередей и коммуналок.
Покупатели отвечают продавцам такой же заботой — да, слово «забота» кажется мне уместным. Местные продукты стоят заметных денег — они далеко не всегда выпускаются большими партиями, далеко не всегда мастер может организовать всё на уровне современных производительных машин, не всегда может поставить на всех полках страны.
Да и не всегда человеку интересен рост ради роста, не всегда есть силы на это — зато человек сосредотачивается на продукте, на самом печенье-варенье, на своем мёде или мясе. И латвийцы это понимают, не возмущаются, что в супермаркете дешевле — нет, ищут и предпочитают местное, охотно покупают, поддерживают человека своим трудовым евро.
Разумеется, все эти наблюдения касаются прежде всего тех случаев, повторю, когда торговля идёт от человека к человеку, когда имеешь дело с тем, кто сам произвёл и сам продает.
Чем предприятие больше, тем больше его деятельность обезличивается. Чем бизнес сложнее, чем сегмент конкурентнее, тем больше в нём жёсткого и так далее. А такие учреждения как банки — те лишены особых сантиментов, как и везде. Но там, где это возможно, отношение человеческое заметно всем и без очков.
Чиновники: «пакт о ненападении»
В Латвию, как мне кажется, всё никак не проникнет, с каждой стороны света по-своему, общая болезнь начальства и бюрократии — соблазн считать себя существами совершенно иной, высшей породы.
По своему опыту скажу — даже самого воспарившего во властные выси чиновника в Латвии можно сравнительно легко вернуть на уровень «человек пришёл к человеку».
Как правило, достаточно просто найти несколько слов, чуть-чуть ситуацию подтолкнуть — сказать, например, почему у тебя на самом деле что-то не так с бумажками или сроками, просто объяснить лишний раз.
А огромное большинство чиновников и сами по себе скорее постараются сделать то, что ты хочешь, нежели отказать только «потому, что можем».
Если то, зачем ты пришёл, в целом находится в рамках закона, если, помогая тебе, чиновник не рискует навредить государству или своей карьере, то с вероятностью 99,99% ты получишь благоприятный ответ — даже если что-то оформил не так, если что-то затянул, не успел или перепутал.
Телефоны, которые имеются на всех сайтах государственных органов власти, эти телефоны действительно отвечают, и ответы даются насколько возможно дельные и исчерпывающие. Особенно мне нравится правило писать на каждом чиновном решении имена и телефоны тех, кто это решение принял и оформил.
Да, не всё и не всегда работает идеально — но общий вектор просматривается чётко, и этот вектор вполне конструктивный и человеческий. Повторяю, мне есть, с чем сравнивать.
Я считаю этот социальный «пакт о ненападении» следствием все того же отношения к миру как к дому для всех — и все того же самоуважения и достоинства, которое приобретается только через самостоятельность во всем, как на хуторе.
Монументальное чувство единства со всем миром
Латышам вообще трудно отнестись к кому-либо как к чужому и одновременно врагу. Я, конечно, слышал поговорку, что «лучшая пища для латыша — это другой латыш». Но после двенадцати лет жизни в Москве в качестве, как там говорят, «понаехавшего», я ответственно заявляю: латыши в плане поедания ближнего — чистые вегетарианцы. Веганы даже.
Не удивительно ли, что в «монокультурной», «провинциальной», «дремучей» и «националистической» Латвии так и нет до сих пор ни одного известного мне слова, унизительно маркирующего представителей какой-то другой расы или национальности?
Есть ли в латышском языке аналоги таких слов как «хохол», «чурка», «лабус»? Или таких как «nigger»?
Латвия как-то совсем не в мейнстриме в этом плане, отстает безнадежно — к счастью. И отстает, думаю, неслучайно. Монументальное чувство единства со всем миром не подводит и здесь.
Зато ещё с советских времён мы имеем в «великом и могучем» русском языке полный набор — на каждый «братский» народ по одной кличке как минимум, а то и по две или три. Тоталитарные империи не любят самостоятельных хуторян, очень не любят…
Снова вспомню свой родной Ростов-на-Дону — в моем классе были ученики чуть не десятка национальностей. Да и не было вообще привычки национальность спрашивать, кстати.
А в самом городе разнообразие было (и остаётся) совсем бессчётным — из одного соседнего Дагестана, например, если по одному человеку от каждого народа в Ростов приедет, это будет уже, если не ошибаюсь, около сотни разных национальностей. И всё просто отлично — я в жизни не слышал на малой Родине намеренного оскорбления по национальному признаку. В шутку — запросто, но тем и ценилась для всех ростовская жизнь, что можно было вслух выдать национальную кличку — и никто даже на момент не подумает, что это всерьёз.
Для Донской земли, хуторской и многонациональной исконно, ксенофобия категорически нехарактерна.
Я, как ростовчанин, очень чутко вижу, где и как проявляется ксенофобия. И могу сказать ответственно — в Латвии надо сильно постараться, надо что-то такое делать упорно и систематически, чтобы тебя начали вообще замечать как чужого и, тем более, ненавидеть. И латыши как никто готовы отделить конкретного человека от «истории» или «геополитики». Веди себя как человек — и получишь человеческое отношение в ответ. Хоть кто ты будь по фамилии.
Много где ситуация с национальной рознью меняется, много где портится. Но Латвия, к счастью, держится при своём, свети её Диевс!
