
Ольга Журавлёва, исследователь городской повседневности. Фото: Роберт Клещинский
В начале 2000-х первые латвийцы кинулись покорять просторы Европы — Германию, Ирландию, Великобританию. Они были очень разными: некоторые из них выглядели как персонажи из фильма «Брат» — крепкие парни с бритыми головами и мощными кулаками, другие — наивные мечтатели, молодые выпускники вузов, третьи — уже состоявшиеся профессионалы своего дела: водители большегрузов, медсестры, строители, повара, парикмахеры, в надежде открыть свой первый прибыльный бизнес или получить высокооплачиваемую работу.
Местные жители поначалу их недолюбливали и обходили стороной «чужие» парикмахерские, продуктовые магазины и кафе, но демпинг, простоватость и непредвзятость, вкупе с выученным за 70 лет пребывания в СССР «преклонением» перед Западом, со временем сделали своё дело, и к ним начали привыкать. Правда, как покажет время, не до конца и ненадолго. Брексит тому свидетельство.
Латвийцы, литовцы, эстонцы переезжали как семьями, так и поодиночке, в поисках лучшей жизни. Для рядового английского или европейского обывателя они слились в одну слабо различимую группу — латвийско-литовско-эстонских гастарбайтеров.
Многие остались там навсегда, часть вернулась. Но ни одна из этих групп так и не стала, что называется, позитивной визитной карточкой своей страны.
К моменту выхода Великобритании из ЕС англичане по-прежнему слабо различали, кто есть кто, несмотря на то что страны Балтии почти 30 лет активно работали над своим национальным брендированием.
Но создание национального бренда — это не просто вопрос имиджа, а один из способов формирования государственности.
Пока одна часть населения Латвии вдали от своей родины пыталась строить личное счастье, сама Латвия переосмысливала прошлое и искала своё место в Европе. То есть пыталась ответить себе на вопросы: кто мы и как должны восприниматься Западом?
Брендинг — это не только стратегия, выработанная министерствами и политиками. Это, в первую очередь, вопрос поведения и культуры, и это касалось всех, и результаты оказались плачевными. Латвийцы совершенно не представляли, как жить с «другими», несмотря на страстное желание присоединиться к европейскому миру.
Так, например, исследования, проведённые в Латвии в 1996 году, показали, что в условиях серьёзной безработицы 52% жителей Латвии были бы готовы предложить работу только людям своей этнической группы. А опрос 1998 года, проведённый Baltic Data House, показал, что около 11% латышей были бы готовы отказать чернокожим людям в праве на въезд в Латвию, а 70% граждан не доверяли и с подозрением относились к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией.
В 2001 году издательство Vieda выпускает свою скандально известную книгу Nevienam mēs Latviju nedodam («Никому мы Латвию не отдадим») с опубликованными работами молодёжного конкурса сочинений, основная идея которых заключается в достаточно простой и широко распространённой мысли: народы смешиваться не должны, и комфортное проживание возможно только на своей территории, а ЕС — это Вавилон, хаос и беспорядок.
До вступления Латвии в Евросоюз оставалось каких-то три года. В стране проводятся конференции, посвящённые созданию имиджа и разработке логотипа, который бы продвигал Латвию в мире, но ни один из них так и не становится полноценным брендом.
Единственный используемый по сей день логотип Латвийского агентства по развитию туризма — «Земля, которая поёт». Однако уже в 2005 году он вступает в жёсткое противоречие с реальностью: после гомофобных выходок политиков и общества на первом в истории Латвии гей-параде в Риге, когда в шествующих бросали яйца и помидоры, у некоторых европейцев страна стала ассоциироваться не с поющей землёй, а с местом, которое «ненавидит геев».
Изменилось ли что-то за 30 лет? Можно сказать — всё и ничего. Латвия по-прежнему осаждённая крепость — как изнутри, так и снаружи.
Если с внутренними врагами — условной «пятой колонной» — удаётся бороться в рамках государственности, то что делать с внешними — совершенно непонятно: с мусульманами, африканцами, сексуальными меньшинствами?
Несмотря на показную, вымученную и, как считают многие, «навязанную» Европой толерантность, суверенное латвийское настоящее воспринимается большинством как власть над собой и будущим.
Однако это ощущение не совпадает с реальностью и лишь провоцирует новые угрозы, всё больше закрывая границы нормативного коллективного «я». А в этом «я» — все мы по-прежнему только белые (в прямом и переносном смысле), пушистые, цивилизованные, очень пугливые европейцы, противопоставленные остальному миру.
Но так ли это на самом деле? Риторика СМИ и криминальная статистика говорят об обратном. Образ того, кого должен бояться простой латвиец, рижанин, даугавпилчанин, всё время меняется, и это не условный «чужой» — ливанец, пакистанец или таджик, привозивший вам пиццу, а ваш сосед Сергей или Янис, который запросто обольёт вас бензином из канистры и подожжёт.
Это может быть политик или бизнесвумен, как господин Алексей Васильев и госпожа Марина Мыслина, которые методом «социальной селекции» к середине 2025 года выведут для себя и вас, своих зрителей и слушателей программы «Пресс – клуб», три типа приезжих: вынужденных (беженцев — вид первый, обыкновенный), приехавших «за счастьем» (замечу, сказано это было с неприкрытым сарказмом, видимо, за счастьем в Даугавпилс не приезжают), и тех, кого им действительно хотелось бы видеть на улицах города — высокообразованных, высококвалифицированных и — добавлю от себя, белых.
Бытовой расизм, антисемитизм и гомофобия в Латвии с момента обретения независимости отлично уживались с властью, услышанное раз передавалось по цепочке и, проникая всё глубже в общество, давало бурные всходы уже в 2000-х.
2005 год — нападение на чернокожего жителя Латвии; 2005 год — группа «скинхедов» с криками «Latvia is white country!» нанесла телесные повреждения чернокожему сотруднику посольства США; 2005 год — нападение на гражданина Египта; 2006 год — нанесение телесных повреждений гражданину Руанды; 2006 год — оскорбления в адрес гражданки Бразилии, связанные с цветом её кожи — в потерпевшую кинули бутылкой; с 2005 по 2008 годы — множественные нападения на представителей национальных меньшинств — цыган (ромов), вкупе с нанесением им тяжёлых телесных повреждений; 2010 год — осквернение 89 могил на Новом еврейском кладбище в Риге.
И это только то, что правоохранительные органы квалифицировали как преступные деяния на почве расовой ненависти, зачастую нападения расценивались полицией как хулиганство, связанное с нанесением телесных повреждений (статья 231 Уголовного закона). Дальше больше.
В 2013 году на портале DELFI выходит статья под названием «Гражданин США пожаловался на сильный расизм в Латвии». В материале речь идёт о письме американского гражданина, жалующегося на зашкаливающий уровень расизма в Латвии, какого он не встречал в США, Европе и Африке.
Цитата: «Как латыши, так и русские, «не будучи в состоянии алкогольного опьянения», при виде некоторых иностранцев ведут себя так, как будто увидели животное, сбежавшее из зоопарка».
Комментарии к статье, а их более 400, содержат следующие реплики: «Негры должны жить в Африке!»; «То ли будет, когда арабы приедут на ПМЖ»; «Этим мне Латвия и нравится — что животные в зоопарке сидят в клетках, а не шляются по улицам, как в Германии, Франции, Англии, и даже уже в Норвегии…»; «Я тоже себя так веду, не каждый же день видишь живого негра!»
Несмотря на все эти высказывания, уже через семь лет, в 2020 году, президент Латвии Эгил Левитс заявит во всеуслышание, что расизм в Латвии «не относится к числу центральных проблем», и через два года сам станет жертвой пропагандистской риторики, обличающей его как еврея, реабилитирующего нацизм.
Может быть, стоило всё-таки больше уделять внимания проявлениям нетерпимости? Может быть…
В 2024 году в Twitter (сеть Х) разгорелась очередная, уже набившая оскомину дискуссия на тему: «Есть ли в Латвии расизм?» — своеобразная реакция на твит жителя Елгавы о «белизне» доставщиков продуктов. «Неужели в Латвии и правда есть расизм?» — писали удивлённые пользователи. Первое, что хочется у них спросить: где вы жили всё это время? Видимо, не в Латвии…
И напоследок хотелось бы поговорить о личных предпочтениях некоторых высокопоставленных чиновников Даугавпилса, которых не устраивает тесное соседство с продуктами «селекционного видового отбора мигрантов» имени госпожи Марины Мыслиной, о которой писалось выше.
«Даугавпилс НЕ ВЫДАСТ разрешение на строительство и последующее расселение беженцев в бывшем Межциемском ремесленном училище по ул. Цесу, 20, на берегу озера Шуню!» — («не выдаст» выделено в посте мэра города за 27 марта капслоком, видимо, для полноты передачи его эмоционального состояния, поскольку его дом соседствует с этим злополучным местом бок о бок — на Цесу, 40а). Пост на момент публикации этого материала собрал почти 1 747 лайков…
Далее веселее: «Ой, беженцы!»; «Ай, много!»; «Ой-ой-ой, а что мы с ними будем делать?!» И к кому все эти вопросы? Опять к Латгалии! После этого начинается откровенный торг в духе: сначала деньги, потом стулья. Вы нам субсидии — мы вам расселяем беженцев.
Спросите, как это возможно, чтобы глава городской администрации предложил беженцам посильную помощь… в виде автобусов, отправляющихся в Ригу? Адресуйте этот вопрос господину Элксниньшу, может быть, он вам ответит (в посте мэр написал: «…могу предложить лишь посильную помощь автобусами местного автопарка добраться — до Риги!»).
Почему это происходит? Потому что у нас в стране по-прежнему нет расизма, ксенофобии, антисемитизма, бытового насилия, дискриминации и гомофобии, и живут только замечательные, открытые, высокодуховные люди, а всё остальное вам просто показалось! И знаете почему? Потому что вы не местный… Добро пожаловать в Латвию.