Николай Овчинников («Волна Латвия») вслед за Ольгой Журавлёвой продолжает разговор о российской эмиграции и её взаимоотношениями с местной аудиторией. Фото: a.serg.ph / со страницы Николая на Фейсбуке
Два года назад в Латвию переехали сотни граждан России — я среди них.
Многие из нас — журналисты и активисты, которые не были согласны с политикой Кремля и выступали против агрессии в Украине. Многие остались, осели и стали потихоньку вливаться в местную жизнь. Такая притирка никогда не бывает гладкой — вот и случился спор вокруг интервью Ильи Азара изданию RUS TVNET с жёсткой критикой местных русскоязычных.
На «Чайке» в ответ вышла не менее жёсткая колонка культурологини Ольги Журавлёвой с критикой этого интервью. Пересказывать — только портить. Просто прочитайте.
Спор двух сильных эмоций выявил несколько серьёзных проблем вокруг эмигрантского сообщества и местных жителей. С подобным сталкиваются многие эмигранты, переехавшие в страну, где есть хоть немного похожая на родную языковая и культурная среда. И так как у меня российский паспорт и 33 года жизни в РФ, то я буду говорить о себе и о российской эмиграции. Точнее — о том, как её видят.
«Мы не ходим строем»
Ольга много говорит про «русский мир» и новую эмиграцию как его представителей. Есть некое множество людей с одинаковым нарративом и неумением «замечать вокруг себя кого-то еще». Понимаю эмоции, но не могу согласиться.
В Латвию, Литву, Германию, Сербию и другие страны переехали очень разные люди. Многие из них за два года освоились на новом месте и пытаются привыкнуть к новой жизни.
Мы, к примеру, делаем «Волну» в том числе, чтобы помочь знающим русский язык эмигрантам понять, что вообще происходит в стране пребывания и почему в ней классно жить — среди наших читателей не только россияне.
Кто-то идёт работать в местные медиа. Кто-то делает свои для местных и эмигрантов. Кто-то делает проекты для эмигрантов и беженцев. Кто-то ходит на концерты локальных исполнителей или пересобирает свои группы с ними же.
Кто-то путешествует по стране пребывания и зовёт других. Кто-то начинает выступать со стендапом на другом языке. Кто-то открывает компании на новом месте. Кто-то участвует в локальном активизме. Сотни разных примеров.
Люди работают, платят налоги, открывают новые компании, переоткрывают старые, пишут тексты и песни, легализуются, находят себе новый дом, учат язык, сдают на права, влюбляются, женятся, рожают детей, заводят собак — в общем учатся жить заново. И делают они это по отдельности, они не «ходят строем».
Это очень разные люди. Журналисты и активисты, разработчики и музыканты, политики и учёные, врачи и юристы, из Петербурга и Москвы, Иркутска и Сыктывкара, левые и правые, анархисты и либертарианцы — из нас не складывается никакой «Русский мир» (точнее — тут ошибка — «российский»: у нас разные национальности)
Это калейдоскоп разных биографий и идентичностей. Нас объединяет только наличие паспорта при отъезде и причины отъезда — экономические и политические.
И когда я читаю в тексте Ольги Журавлевой, что «надо научиться замечать вокруг себя кого-то ещё, но порою кажется, что как раз это для русского человека находится за гранью понимания», то у меня тоже рождается эмоция. Я удивляюсь, как можно построить весьма конкретный образ на довольно радикальных примерах? Как можно копировать ту черту оппонента, которую ты критикуешь?
Впрочем, у меня есть предположение, как так выходит.
«Никаких “нас” нет»
Тут мы переходим к другой проблеме — отсутствию коммуникации. С одной стороны, многие эмигранты поначалу общаются в своём узком кругу. В первое время после переезда это помогает не долбануться и сохранить энергию.
Выход за пределы этого круга сопряжён с определёнными коммуникационными сложностями — особенно если ты несколько лет назад и не помышлял об эмиграции и не готовился к ней.
С другой стороны, в новой стране пребывания, городе, коллективе кто угодно будет относиться с подозрением к новым людям. Особенно к выходцам из страны, из которой давно не было хороших новостей.
Ну, не сделаешь ты с этим ничего. Какие бы у тебя ни были прекрасные помыслы, на тебя будут смотреть через призму действий родины, в данном случае России — а у неё очень конкретный образ что в 2022, что в 2024 году.
Об этом можно говорить с точки зрения «хорошо» или «плохо». Но это — как плохая погода, с ней ничего не сделаешь, остается только пережидать.
Отсюда и обобщения. Мы не можем что-то понять «в силу исторического прошлого». Мы заставляем «ходить строем». Мы делим мир на «чёрное и белое». Мы пытаемся «втянуть в ту или иную политическую повестку» местных жителей. Мы опасны по умолчанию.
Нюанс в том, что, как я уже говорил, никаких «нас» нет.
Есть тысячи людей с тысячами мнений. Эти люди порой не могут договориться о каких-то базовых вещах, спорят обо всём сразу — какое там ходить строем!
«Хождение строем» — сильное заблуждение. Коллективизм был навязан жителям России во многом с целью более эффективного управления — и самими жителями России не воспринимается позитивно.
Россиянам и в советское время — помимо обязательных государственных ритуалов, и даже на пике путинского правления был более присущ индивидуализм.
Тут можно возразить цифрами — с недавней электоральной процедуры в России или с мобилизации — но они не равны реальной поддержке власти (а социология во время войны работает с большим трудом) и отношению к условному «русскому миру» и всему, что за его пределами.
«Мне понятно, почему Илья Азар удивляется»
Что объединяет тысячи уехавших — вполне определённое отношение к действиям российской власти. А многих ещё объединяет стремление если не повлиять на ситуацию в родной стране, то обратить внимание других людей на неё. И мне понятно, почему Илья Азар удивляется, что немногие вышли на акцию в память Алексея Навального.
Навальный был, да и остаётся после смерти, символом надежды и важнейшим оппозиционным политиком, который испытывал в отношении Кремля ровно те же чувства, что и многие люди за пределами России — с тем нюансом, что он вернулся домой и погиб там. И его смерть — шок для очень многих.
Равнодушие и отстранённость в её отношении могут расстраивать. Даже если причины этого вполне прозаичны — у людей есть сотни других забот и проблем на повестке дня
Невозможно освободиться от повестки родной страны, если ты ей постоянно занят. Ты в любом случае смотришь на любые процессы в месте пребывания через призму этой повестки.
И дело тут не в ограниченности или авторитарном прошлом, о котором говорит Ольга Журавлёва. Это нормальные издержки профессии и культурного, социального, политического опыта.
Не существует волшебной кнопки, которая этот опыт выключает — да и не нужна она, если ты остаешься на связи с родиной и пытаешься добиться лучшего для неё — как тот же Азар, собирающий средства пострадавшим от судебного и полицейского произвола в России.
«Нас всех сильно поплавило»
Это не первый подобный обмен эмоциями, который я наблюдаю в эмиграции. И, наверное, не последний.
Нас всех сильно поплавило, нам хочется видеть проявления худшего в людях, мы ищем стереотипы, на которые проще опереться при описании.
Но за эмоциональными выпадами часто кроются идеи и оптики, которые можно было бы если не примерить на себя, то попробовать понять.
Очень не хватает спокойного разговора в 2024 году. Всех поплавило.
Кстати, здесь можно посмотреть программу «Кто вам платит» (RUS TVNET) с участием Николая Овчинникова. В ней ведущий Артём Липин говорит с Николаем о музыке, компьютерных играх, а также затрагивает тему, о которой Николай говорит в этой колонке.
