
Наста Захаревич, журналистка и беженка из Беларуси, живёт в Латвии с декабря 2020 года. Фото: Janis Skapars/RUS TVNET
Я люблю подводить итоги – года, сезона, проекта, поездки… впрочем, чего угодно. Это помогает структурировать события, увидеть между ними взаимосвязи, которые, возможно, упустила ранее.
В общем, хорошая и терапевтическая это вещь, и особенно она помогает, когда кажется, что всё плохо, и очень хочется заниматься самобичеванием.
Свои итоги 2023 года я ещё не сформулировала окончательно, но уже неделю каждый день об этом думаю. В первую очередь хочется, конечно, вспоминать приятное – удачные поездки, встречи с подругами и друзьями, целых два визита мамы (по нынешним меркам – огромная роскошь!), важные тексты, которые я написала, встреченные наконец-то тюлени в дикой природе, собранные грибы, переделка кухни своими руками, празднование моего дня рождения, когда в однушку набилось почти 15 человек, концерт органной музыки на рассвете на пляже в Юрмале, бесконечное концерт Праздника песни и танца. В этом году в моей жизни и правда было очень много хорошего.
По закону жанра, сейчас должно быть «но»…
Большое но
В этом году неожиданно для всех умер мой отец. Я пишу об этом не для того, чтобы вы повздыхали над моей потерей и посочувствовали мне. Эта личная трагедия — на самом деле очень политическая. И я пишу об этом, чтобы снова и снова рассказать про аспекты жизни в изгнании, о которых нечасто задумываются люди, чьих судеб это никак не коснулось.
И смерть родных – это самый болезненный из этих аспектов.
Потому что мы – беженки и беженцы, лишены возможности попрощаться, похоронить и прийти на могилу. Эту возможность у нас отобрал преступный режим.
Я хорошо помню первую ночь после того, как узнала о папиной смерти. Я поняла, что надо срочно записываться к психиатру, когда словила себя на том, что продумываю план, как я нелегально проберусь в Беларусь, приеду на похороны, а потом снова же нелегально вернусь в Латвию.
Главное, думала я, чтобы на похоронах люди, которые меня узнают, несмотря на тёмные очки и капюшон, никак не подали вида — вдруг там будут силовики в штатском именно в расчёте на то, что я вернусь. Главное, чтобы просто никто не обратил на меня внимания.
Конечно, никуда я не поехала. Но я видела – слава техническому прогрессу, похороны онлайн, и хочу сказать, что это то событие, которое очень сильно изменило меня как человека.
Изменило мои представления о добре, зле, гранях допустимого и о том, насколько сильно я могу ненавидеть.
Понимаете, я не собираюсь нисколько обесценивать переживания тех людей, которые не смогли проститься с родными, потому что не могли, например, сорваться с работы в другой стране. Им наверняка тоже очень и очень непросто, но между нашими ситуациями есть принципиальная разница – в экономической миграции человек перед отъездом взвешивает все за и против и самостоятельно принимает решение уехать.
С беженством из Беларуси история другая – мы по сути выбираем между жизнью в изгнании и тюрьмой со всеми причитающимися пытками.
И когда умирает кто-то из наших родных, вопрос о поездке на похороны не лежит в плоскости переговоров с начальством и не решается одалживанием денег в долг. В моём случае вопроса не было как такового – у меня больше нет белорусского паспорта, а в проездном документе беженца стоит прямой запрет на въезд в Беларусь.
Так что даже если бы я окончательно слетела с катушек и решила съездить «на денёк» на похороны, у меня попросту нет документа, который позволяет легально пересечь границу с Беларусью.
И нас таких тысячи — за последние три года из Беларуси вынуждены были уехать, по разным оценкам, до нескольких сотен тысяч человек. Назвать точную цифру пока назвать невозможно. Все эти люди в изгнании переживают смерть родных людей.
Параллельные итоги
В беженстве есть ещё одна особенность, когда речь идёт о подведении итогов года. Их у нас параллельно два набора – из нашей маленькой частной жизни и с родины. И их надо уметь примирять друг с другом.
В этот момент я прямо слышу голос своего психолога: «Кому надо?». И у меня есть ответ: это надо нам самим, чтобы продолжать жить и уметь радоваться, несмотря на то, что новости с родины могут выбивать почву из-под ног и приводить нас в состояние шока.
Уметь радоваться тому, что увидела вживую оригинал «Поцелуя» Климта, зная, что старая знакомая снова сидит в карцере.
Замечать свежераспустившиеся пионы в парке, зная, что вчера к семи годам приговорили человека, с которым ты знакома больше десяти лет.
Быть способной улыбаться, когда о целом ряде политзаключённых ничего неизвестно больше полугода ни их родным, ни адвокатам.
После того, как художник Алесь Пушкин умер в реанимации, куда его с прободной язвой доставили из тюрьмы. После того, как в колонии умер политзаключённый Николай Климович. Знаете, за что его посадили? За карикатуру на Лукашенко. На суде он просил не отправлять его в колонию из-за серьёзной инвалидности, связанной с болезнью сердца. Он говорил, что не выживет в тюрьме, и был прав. В колонии он прожил всего два месяца.
Это всё – тоже мои итоги года.
Семь лет колонии правозащитнице Насте Лойко за то, что участвовала в написании отчёта о преследовании анархистов в Беларуси. Под стражей остаются минимум 10 человек, которым на момент задержания не было 18 лет, а некоторые из них до сих пор несовершеннолетние.
32 политических заключённых, связанных со СМИ и журналистикой, остаются в неволе. Бывшего кандидата в президенты Виктора Бабарико в колонии избили так, что сотрудники больницы, куда его доставили, не узнали его.
А его сыну Эдуарду вынесли приговор после после трёх лет так называемого следствия. Его приговорили к восьми годам колонии, и полтора года из трёх, что он провёл в СИЗО, не засчитали в общий срок.
И как-то это всё нужно примирять со своей маленькой частной жизнью, в которой есть бытовые радости по поводу вкусного ужина, удачной покупки сапог, хорошего отпуска и приятного свидания. И такие же бытовые расстройства из-за высоких цен, пропущенного автобуса, неудачного романа или испачканной куртки.
Надо уметь радоваться, чтобы продолжать бороться
Очень легко на фоне глобальных бед начать обесценивать свою собственную жизнь. Подумаешь, заболела! Вот кто в тюрьме болеет, тем действительно сложно. Как смеешь ездить в отпуск? Нельзя радоваться, когда в Беларуси задержанных пытают электрошокером. В смысле, ты расклеилась из-за того, что не получила более высокооплачиваемую работу? Другие вон, имея медицинские дипломы, туалеты моют, и ничего.
Только далеко на таком самобичевании не уехать. За эти три года я видела много людей, которую буквально положили свою жизнь на алтарь самопожертвования во имя помощи другим. Эти люди были очень разные – с разным образованием, уровнем дохода и местом жительства; у кого-то были семьи, кто-то жил один. Объединяло всех их только одно – они быстро вышли из строя.
Так что при всей моей нелюбви к таким непрошенным советам, я всё-таки это скажу. Не надо самопожертвований, тотального аскетизма и отказа от радости.
Они очень быстро перерастают в людоедство, и люди, которые вчера приставали ко всем окружающим с расспросами, как много и на что они донатят, сегодня начинают говорить что-то в духе «политзаключённые будут сидеть, это надо принять, такая цена борьбы».
Но нет, нам надо продолжать бороться за страну, главная ценность которой – люди. И чтобы иметь силы на долгую и изнуряющую борьбу, надо совмещать её и с радостями.
Этот год не был черновиком, и он никогда не повторится. Как и следующий. А поводов для радости вокруг очень много, честное слово. И если вы мне не верите, просто сходите в ближайший парк, где выгуливают собак. Клянусь, ваш день станет чуточку лучше.